Эрина
Шрифт:
Сидит себе полковник, ест картошку с сосисками, запивает пивом, как всякий нормальный человек. Фуражку рядом с собой на столе пристроил. Что тут странного в сеемом-то деле?
Наверное, теперь я подниму репутацию этого трактира. Может, и обер-офицеры станут сюда заглядывать, раз уж и полковник счет не зазорным посидеть тут и пива выпить.
Мои ленивые мысли были прерваны появлением достаточно большой компании. Ее составляли несколько обывателей разного возраста, окружавших молодого унтера. Не моего полка, и даже не драгуна, а строевика. Но ветерана фронтовика, на груди его болталась новенькая медаль "За
Но самое скверное началось, когда один из обывателей, по виду и манере общения школьный учитель, начал рассуждать о войне. Именно менторским, наставительным тоном.
– Я вижу, - начал вещать он, - что вы, молодой человек, хоть и успели достаточно повоевать, но взгляд у вас, так сказать, из окопа. Вы не можете окинуть взглядом весь театр военных действий, - учителю, как я прозвал про себя этого обывателя, доставляло видимое удовольствие пересыпать речь "военными выражениями", - и это вполне понятно. Вы ведь не получили достаточного образования для этого. Наше военное ведомство готовит атаку на вероломных альбионцев. И пока те будут заняты на одном фронте, сражаясь с демонами, наши армия и флот обрушат на врага удар с другой стороны. Откуда они этого совсем не ждут.
– А вы не считаете, - не выдержал я, поднимаясь из-за стола, - что это и есть самое настоящее вероломство?
– Простите, - глянул на меня опять же учительски поверх очков говорливый обыватель, - с кем имеем честь?
– Полковник Нефедоров, - представился я, - Пятый Вюртембергский драгунский полк. И я все же хотел бы спросить у вас, как у профессионала, разбирающегося во всех тонкостях современной политики, не является ли именно вероломством то, о чем вы сказали? Ведь альбионцы будут сражаться не с кем-нибудь, а с демонами - существами, противными самой природе человека. И мы воспользуемся этим, ударив по ним. Разве это не вероломство?
Обвинять полковника, да еще и явно не штабного, учитель не решился. Он некоторое время глядел на меня поверх очков, наверное, гадал, что бы такое сказать. Да только ответа готового у него не было, а придумать на ходу учитель не мог. Тогда я взял инициативу в свои руки.
– Унтер, - бросил я строевику, - вам не следует столь пить. Даже за чужой счет.
Унтер резво подскочил на ноги и взял под козырек. Обыватели вокруг него будто бы окаменели.
Я бросил пару крупных купюр на стол и, не дожидаясь сдачи, вышел из трактира. Настроение было испорчено окончательно.
Чтобы хоть как-то успокоиться после этих двух происшествий, я отправил домой пешком. Шагал быстро, стараясь не глядеть по сторонам, опасаясь ввязаться в еще одну историю. Ведь в этот раз я мог не сдержаться, как с тем майором, которому я дал по морде. Очень уж хотелось в трактире разбить этому учителю очки, что было недопустимым делом. При всей его очевидной глупости и безумном самомнении, он был мирным обывателем, защищать которых, как бы банально это не звучало, я должен, потому что являюсь офицером армии Доппельштерна.
Я добрался дома достаточно быстро, и тут же направился в свою комнату. Видеть родителей, да и вообще кого бы то ни было, я не хотел. Хотя нет, вру сам себе. Я хотел видеть Елену Шварц. Она ведь была так близко ко мне - всего-то на соседней материке. По нашему времени, не больше суток времени. Самолетом до Гейдельберга - столицы Бадена, и оттуда поездом в родной город Елены. Но делать этого не стоило. Расстались мы не самым лучшим образом, да и вряд ли она захочет меня видеть после этого. И будет, в общем-то, абсолютно права. Как ни больно это признавать, но прощения я не заслуживал.
Однако в гостиной меня уже ждал старый Франц. Увидев его, я почему-то подумал, что злоключения сегодняшнего дня для меня еще не закончились.
– Вам пришло письмо из штаба инспекции, - сообщил он.
– Ваш отец ждет вас в кабинете.
– Благодарю, - кивнул я.
Я скинул на руки слуге форменный плащ и фуражку и отправился в кабинет. Белый конверт с двумя звездами и орлом - гербом Доппельштерна - лежал на столе перед отцом и он глядел на несчастный кусок бумаги, как на ядовитую змею.
– Что там?
– спросил я у отца.
– Срочный вызов, - ответил он.
– Ты возвращаешься на Пангею.
– Мы все же ударим по демонам, - я сел за стол, настроение, как ни странно, поднялось.
– Нет, - очень тихо сказал отец.
– Война с Альбионом продолжается. И нашими союзниками в ней станут демоны.
– Что?!
– Я даже вскочил от избытка чувств, наверное, впервые в жизни я не поверил отцу.
– Сегодня утром всех ознакомили, - мрачно продолжил отец, - под расписку, конечно, о неразглашении. Но раз тебя вызывают, то и тебе от этого не уйти. К тому же, ты включен в состав посольства. Возглавлять его будет фон Литтенхайм, это ведь он, если не ошибаюсь, командовал войсками на Пангее, а вот кто будет от министерства фон Люке, нам, конечно, никто не сообщил.
– Это, - я не находил слов, - просто отвратительно.
– Я буквально плюхнулся обратно на стул.
– Всего я ожидал от них, - я покрутил пальцем над головой, - но такого... безумия.
– Других слов у меня не находилось.
– Они что же, считают, что демоны станут договариваться с нами? Я как-то не заметил парламентеров на Пангее. Они нас просто уничтожали. И не делали различий между нами, альбионцами и терранцами. Только из-за этого мы объединились, не смотря даже на то, что буквально вчера убивали друг друга или были готовы напасть. И вместе дрались с демонами. Неужели мы там, в окопах, понимали куда больше, чем деятели из наших верхов?
– Из окопов, - вздохнул отец, подталкивая ко мне конверт и нож для бумаги, - часто намного виднее.
Я редко позволял себе настолько открыто проявлять эмоции, но в этот раз удержаться не смог. Услышав, как отец с точностью до наоборот процитировал того самого школьного учителя из трактира, я рассмеялся в голос. Хохотал долго, так что слезы на глазах выступили. Потом объяснял отцу, откуда такой взрыв гомерического хохота. Он только плечами пожал, наверное, списав на нервное напряжение и реакцию на обрушившиеся на меня новости.