Эркюль Пуаро
Шрифт:
– Ночью? В окрестностях «Зеленого лебедя»? Это едва ли вероятное предположение, мосье Пуаро.
– Девочка, – настаивал Пуаро, – которая могла это запомнить. Допустим, она возвращалась домой от подруги, живущей неподалеку, и что-то заметила из-за изгороди.
– Право, мосье Пуаро, у вас слишком живое воображение. То, что вы говорите, представляется мне абсолютно невозможным.
– А мне нет, – возразил Пуаро. – Дети многое замечают и часто оказываются в самых неожиданных местах.
– Но, приходя домой, они рассказывают о том, что видели.
– Не обязательно.
– Но матерям-то они все рассказывают, – запротестовал мистер Фуллертон.
– Я в этом не уверен, – покачал головой Пуаро. – Знаю по опыту, что дети утаивают от матерей очень многие вещи.
– Могу я узнать, почему вас так интересует дело Лесли Феррье? Насильственная смерть молодого человека, увы, не редкость в наши дни.
– Я ничего о нем не знаю, но хочу знать, потому что его насильственная смерть произошла не так уж давно. Это может быть важным для меня.
– Не могу понять, мосье Пуаро, – резко произнес мистер Фуллертон, – что привело вас ко мне и что именно вас интересует. Не можете же вы подозревать связь между гибелью Джойс Рейнольдс и убийством молодого человека, косвенно замешанного в преступной деятельности, происшедшим годы тому назад.
– Когда стремишься добраться до истины, подозревать можно все, – отозвался Пуаро.
– Простите, но во всех делах, касающихся преступлений, необходимы прежде всего доказательства.
– Возможно, вы слышали, что Джойс заявила в присутствии ряда свидетелей, будто собственными глазами видела убийство.
– В таком месте, как это, – ответил мистер Фуллертон, – слышишь любые сплетни. Если в их основе и имеются подлинные факты, то они доходят до вас настолько преувеличенными, что едва ли заслуживают доверия.
– Безусловно, – кивнул Пуаро. – Насколько мне известно, Джойс было всего тринадцать лет. В девятилетнем возрасте она могла видеть, скажем, как автомобиль сбил человека, как ночью ударили кого-то ножом или как задушили учительницу. Это произвело на нее сильное впечатление, но она никому ничего не рассказывала, не будучи уверенной, что видела на самом деле. Она могла даже забыть об этом, пока что-то ей не напомнило. Вы согласны, что такое возможно?
– Да, но мне это кажется притянутым за уши.
– По-моему, у вас здесь также произошло исчезновение девушки-иностранки. Ее звали Ольга или Соня... не помню фамилии.
– Ольга Семёнова. Да, действительно.
– Боюсь, она не слишком заслуживала доверия?
– Вы правы.
– Девушка была компаньонкой или сиделкой миссис Ллевеллин-Смит – тети миссис Дрейк, о которой мы только что говорили, верно?
– Да. До Ольги у нее работали еще две иностранные девушки. С одной из них она поссорилась почти сразу же, а другая была симпатичной, но непроходимо глупой. Миссис Ллевеллин-Смит не принадлежала к людям, которые легко мирятся с глупостью. Ольга вроде бы ее вполне удовлетворяла. Если я правильно помню, девушка не отличалась привлекательностью. Она была низкорослой, коренастой, держалась неприветливо, поэтому соседи ее не жаловали.
– В отличие от миссис Ллевеллин-Смит?
–
– Насколько я понимаю, миссис Ллевеллин-Смит оставила этой девушке крупную сумму денег?
– Произошла поразительная вещь, – сказал адвокат. – Миссис Ллевеллин-Смит долгие годы практически не изменяла свое завещание, не считая добавления определенных сумм на благотворительные нужды. Очевидно, вам это уже известно, если вы интересовались этим вопросом. Основная часть капитала всегда отходила ее племяннику Хьюго Дрейку и его жене, являющейся также его кузиной и, следовательно, в какой-то степени племянницей миссис Ллевеллин-Смит. Если бы кто-нибудь из них умер раньше тети, деньги переходили оставшемуся в живых. Солидные суммы завещались благотворительным организациям и старым слугам. Но последние изменения были осуществлены примерно за три недели до кончины миссис Ллевеллин-Смит, причем без участия нашей фирмы, как было до того. Они представляли собой кодицил, написанный ею собственноручно. Число благотворительных организаций уменьшилось до одной или двух, слуги вовсе не получали ничего, а все состояние завещалось Ольге Семёновой в благодарность за ее верную службу и привязанность. Это казалось абсолютно непохожим на миссис Ллевеллин-Смит.
– А потом? – спросил Пуаро.
– Возможно, об этом вы тоже слышали. Из показаний экспертов по почерку стало ясно, что кодицил поддельный. Он лишь слегка напоминал почерк завещательницы. Миссис Ллевеллин-Смит не любила пишущую машинку и часто диктовала Ольге Семёновой свои личные письма, прося по возможности копировать ее почерк, а иногда даже ставить за нее подпись. У Ольги было достаточно времени для практики. Очевидно, когда миссис Ллевеллин-Смит скончалась, девушка решила, что достаточно напрактиковалась для подделки кодицила. Но с экспертами такие вещи не срабатывают.
– И был начат процесс с целью опротестовать завещание?
– Да, но с обычными юридическими проволочками, в течение которых молодая леди потеряла присутствие духа и, как вы упомянули ранее, исчезла.
ГЛАВА 13
Когда Эркюль Пуаро откланялся и удалился, Джереми Фуллертон снова сел за стол и стал негромко барабанить по нему кончиками пальцев. Взгляд его был отсутствующим, – казалось, мысли адвоката блуждают где-то далеко.
Он взял лежащий перед ним документ и посмотрел на него, но никак не мог сосредоточиться. Зазвонил внутренний телефон, и Фуллертон поднял трубку:
– Да, мисс Майлз?
– Здесь мистер Холден, сэр.
– Ему следовало прийти на сорок пять минут раньше. Он объяснил причину опоздания?.. Да-да, понимаю. Тот же предлог, что и в прошлый раз. Скажите ему, что я был занят с другим клиентом и теперь у меня не осталось времени. Назначьте ему время на следующей неделе, ладно? Так больше не может продолжаться.