Ермак
Шрифт:
После гибели Богдана Брязги под Абалаком Ермак лично возглавил погоню за Маметкулом и нанес ему поражение. Почему же теперь, получив весть о гибели Ивана Кольца, он не спешит сам, а дозволяет Якову Михайлову предпринять столь неудачную карательную экспедицию против Карачи? Ответ на эти вопросы может быть только один: начального атамана не было в Искере. Он в это время еще «храброствовал» на реке Тавде. Возвратившись в Искер, Ермак и казаки не долго отдавались горю. Лавина новых событий скоро поглотила все их силы.
Царь Иван Грозный выполнил свое обещание послать в Сибирь воеводу и стрельцов. Весной 1583 года сибирским воеводой был определен князь Семен Болховский, а товарищами (помощниками) его — письменные головы Иван Киреев и Иван Глухов. 10 мая Болховский и Киреев выехали к месту назначения. Иван Глухов, командовавший воинскими силами Пермского края, должен был присоединиться к ним в Чердыни. В Сибирь шло 100 казанских и свияжских
107
Сибирские летописи, стр. 283.
108
Г. Ф. Миллер. Указ. соч., приложение № 8.
109
Грамота 7 января 1584 года свидетельствует о том, что Строгановы не получили никаких привилегий (вопреки уверениям строгановского летописца) после похода Ермака в Сибирь. Она вновь грозит солепромышленникам опалой, если они в срок не дадут судов для рати Болховского.
Воевода ехал в Сибирь той же дорогой, по которой три года назад с боями проследовала дружина Ермака, а именно: по Каме, Чусовой, Тагилу, Туре и Тоболу. Не встретив на пути никаких препятствий со стороны окрестного населения, отряд в начале ноября 1584 года прибыл в Искер [110] . Возможно, как предполагают некоторые историки, с ним возвратился атаман Иван Гроза, возглавлявший второе посольство Ермака в Москву. Но наши источники об этом не сообщают.
Ермак приказал встретить воеводу с подобающей его сану торжественностью, со знаменами и музыкой. Столы ломились от даров сибирских вод и лесов. Болховский по росписи объявил и выдал казакам «большое государево жалованье» — деньги, сукна и камки. В свою очередь щедрые атаманы и казаки воеводу и его товарищей «одариша драгими соболми и лисицами и всякою мяхкою рухледью, елико кто что можаху, и радости наполнишася и веселяхуся».
110
Г. Ф. Миллер пришел к заключению, что грамота 7 января 1584 года не застала Болховского в Перми, так как он со своей ратью еще осенью 1583 года покинул Урал и в том же году прибыл в Искер. (Г. Ф. Миллер. Указ, соч., стр. 253.) Однако С. В. Бахрушин нашел, что для такого вывода нет оснований, и отнес приезд первого воеводы в Сибирь к 1584 году. (Там же, стр. 492.)
Болховский передал указ царя доставить пленного Маметкула, которого Ермак держал в качестве заложника, в Москву. Указ немедленно был выполнен. Позднее бывший военачальник Кучума вступил в царскую службу и показал себя отважным воеводой. В 1590 году участвовал в походе против шведов, а в 1598 году с царем Борисом Годуновым ходил на крымских татар.
Приезд воеводы не внес больших перемен в порядки, установленные казаками в Сибири. Фактическим хозяином в Искере оставался Ермак. Нам неизвестно, какие инструкции привез на этот счет Болховский, но по ходу событий можно видеть, что он не вмешивался в распоряжения властного атамана, целиком доверившись его мудрости и опыту. Принадлежа к захудалому княжескому роду, первый сибирский воевода, вероятно, рассчитывал на новом месте поправить свои материальные дела, а затем вернуться в Россию [111] .
111
Возможно, назначение Болховского в Сибирь являлось своеобразной ссылкой неугодного царю представителя княжеского рода.
Между казаками и стрельцами очень скоро установились самые дружественные отношения. Стрельцы несли наравне со старожилами «обереговую» службу, и летописи, описывая события,
Радость встречи была непродолжительной. Вскоре новая опасность нависла над русскими воинами. До сих пор Ермак твердо держал инициативу в своих руках. События развивались так, как хотел того атаман. Но зимой 1584/85 года обстоятельства круто изменились, и Ермак впервые, с тех пор как вступил в Сибирь, утратил инициативу.
Как выяснилось скоро, враждебные акции, предпринятые карачей осенью 1584 года, являлись звеньями широкого и, надо сказать, тонко разработанного замысла разгрома русских сил в Сибири. Карача сколачивал союз татарских феодалов, собирал под свои знамена воинственных ногаев, нападал на мелкие казацкие отряды, собиравшие ясак в хантейских и татарских улусах.
Эти действия имели своим результатом то, что подвоз продовольствия в Искер прекратился. Те запасы, которые успели сделать казаки летом и осенью, с приходом 300 стрельцов в короткое время были израсходованы, и в Искере начался голод.
Историки склонны обвинять в случившемся бедствии воеводу Болховского, который привел в Сибирь 300 хороших едоков, не позаботившись раньше снабдить их продовольствием. Но эти упреки звучат по меньшей мере наивно. Воевода не мог предвидеть, что события будут развиваться таким образом. Его уверили в Москве и на Урале в том, что Сибирь имеет достаточно собственного продовольствия, и нет нужды везти его через горы из пермских вотчин и Чердыни. Единственное, что нужно захватить за Урал, — боеприпасы и, возможно, соль. Так действительно до сих пор и обстояло дело. Ведь и Ермак, отправляясь в поход, взял с собой лишь трехмесячный запас съестных припасов, который был съеден уже на зимовке у Тагильского волока. На протяжении всего похода казаки кормились тем, что добывали сами в лесу и реках или забирали у местных жителей.
Относя голод исключительно на счет опрометчивости воеводы, исследователи не связывали его с действиями Карачи по блокаде русского гарнизона в Искере. В угоду сомнительной хронологии сибирской эпопеи они разрывали во времени синхронные и взаимосвязанные факты: голод и осаду Старой Сибири татарами. В результате в их сочинениях изображалась парадоксальная картина: казаки и стрельцы буквально гибнут от голода, едят трупы умерших товарищей, но ничего не предпринимают для своего спасения. Между тем, если трудно было получить рыбу и мясо в татарских юртах, воины могли их всегда добыть в лесах и водоемах. Даже в XVIII веке, когда лесные звери были уже частично истреблены в лесах по Тоболу и Иртышу, крестьяне добывали зайцев, топча их копытами лошадей. В то время существовало даже специальное промысловое выражение: «топтать зайцев лошадьми», эквивалентное словам «охотиться на зайцев» [112] .
112
Н. М. Карамзин объяснял голод в Искере жестокой цингой и страшными морозами, которые якобы препятствовали казакам ловить зверей и рыбу. (См.: Н. М. Карамзин. Указ. соч., т. 9, стр. 344).
Ясно, что только жестокая блокада мешала казакам и стрельцам получить продовольствие. Карача отрезал путь не только к населенным пунктам, но и к промысловым угодьям. И это произошло не весной 1585 года, как пишут историки, а зимой 1584/85 года.
12 марта 1585 года, когда, по расчетам, русские были достаточно изнурены голодом, карача со своим войском, численно превосходящим дружину Ермака и стрелецкий полк, приблизился вплотную к Искеру, обложил его со всех сторон обозами, надеясь осадой принудить русских к сдаче. Летописцы не находят слов, чтобы выразить весь ужас страшного голода, свирепствовавшего в русском лагере. Было съедено все, что годилось в пищу: лошади, вороны, воробьи, кора поблизости растущих сосен. Голод и болезни десятками косили воинов. Умер воевода князь Болховский. Трупы зарывали тут же, у стен крепости.
Сам карача остановился в Саусканских юртах, на расстоянии семи верст от Искера. Он вполне полагался на бдительность своего заслона. Попытки казаков прорвать кольцо окружения кончались неудачей. Осада длилась более месяца. Татары, осмелев, стали появляться у городских стен и на глазах голодных казаков располагались вокруг котлов с дымящейся молодой кониной.
Казалось, русские доживали в Искере последние дни. На открытую вылазку нечего было и рассчитывать. Едва передвигавшие ноги воины не отошли бы и сотни шагов от крепости, как неминуемо погибли бы от вражеских стрел и сабель. Ермак решился на отчаянно смелый и рискованный шаг. По его приказу 9 мая атаман Матвей Мещеряк с группой наиболее крепких воинов под покровом ночи незаметно вышел из города, прокрался мимо татарских обозов, обложивших крепость, и внезапно напал на стан Карачи в Саускане. Большая часть стражи была перебита, не успев взяться за оружие. Под казацкими саблями погибли два сына Карачи, но сам визирь спас жизнь бегством.