Ермак
Шрифт:
Небольшие размеры города говорили о том, что в мирное время в нем жили хан, его приближенные, прислуга и стража. Во время вражеского нападения здесь могло разместиться и войско.
На расстоянии ружейного выстрела от крепостного вала дружина остановилась. Из крепости не доносилось никаких звуков. «Не бе во граде никакого гласа». Только раскрытые настежь ворота скрипели на ржавых петлях. Казаки настороженно прислушивались к безмолвию словно вымершего города, готовые в любую минуту взяться за оружие. Тишина казалась подозрительной. «И мняше себе козаки, — пишет летописец, — яко лукавствуют погании над ними и нечто лукавнуще». Но никакого лукавства тут не было. Кучум, прискакав
Казаки нашли в ханских покоях золото, серебро, каменье многоценное, большое количество собольих, куньих и лисьих мехов. По волжскому обычаю все ценности тут же подверглись дележу. Но продовольственные запасы города оказались ничтожными. Ермак понял, почему ханская твердыня так легко досталась его дружине. Искер, не имея ни продовольствия, ни воды (путь к колодцу и Сибирке легко было отрезать), не мог выдержать даже непродолжительной осады.
Заняв Искер, Ермак решил остаться в нем на зиму. Созванный казачий круг утвердил это решение.
В Москве еще жили старыми представлениями о Сибири. Там не знали о том, что «вор» Ермак Тимофеев сын Поволской с горсткой таких же «воров и разбойников» сбил с куреня Кучума-царя (выражаясь языком казаков) и Сибирского ханства больше не существует. Не знали об этом и Строгановы. Невольное участие в снаряжении похода обернулось для них пока что царской опалой, грозившей потерей всех долговременных приобретений.
После ухода Ермака в Сибирь события на Каме и Чусовой развивались таким образом. В начале сентября 1581 года пелымский князь Кихек, собрав до 700 человек хантов, манси, вотяков и башкир и «ярости многи наполнися», вторгся в Пермь Великую. Сжигая по пути русские поселения, он дошел до Чердыни и едва не взял ее, повернул на Кай-городок и там «велию пакость учинил», затем опустошил окрестности Соли Камской, пожег слободы и деревни строгановских вотчин на Каме и Чусовой. Много людей было уведено в плен.
Чердынский воевода В. Пелепелицын, страшась царского гнева за плохую оборону русских владений, в донесении царю всю вину за постигшее бедствие взвалил на Строгановых. Строгановы, писал он, призвали с Волги вольного атамана Ермака с казаками, посылали их воевать соседние племена и тем самым спровоцировали набег пелымского князя на Пермь Великую. В самый же разгар нашествия они отказались помочь Чердыни, а Ермака с дружиной отправили в Сибирь.
Свой донос В. Пелепелицын отправил только в 1582 году, почти год спустя после событий. Раньше он сделать этого не мог, так как главным воеводой на Чердыни был покровитель Строгановых князь И. М. Елецкий, а Пелепелицын состоял при нем товарищем (помощником).
Донесение из Чердыни пришло в Москву в тяжелые дни. Внешнеполитическое положение России в начале 80-х годов XVI века было неблагоприятным. Русские войска терпели поражения в Ливонии. Войска короля Батория заняли Полоцк, Великие Луки, угрожали Пскову и Новгороду. Все союзники отошли от Москвы. Грозного царя преследовал кошмар всеобщего заговора, и он всерьез просил английскую королеву Елизавету Тюдор предоставить убежище в Англии. Долголетняя война за выход к Балтийскому морю оказалась безрезультатной.
И вот новая весть: по вине неблагодарных купцов едва не потеряна Пермь Великая. Известие вызвало в надломленной душе самодержца новую волну необузданного гнева. По его указу 16 ноября 1582 года Максиму и Никите Строгановым (Семен Строганов в 1581 году находился в Москве, и потому царь не считал его причастным
96
Г. Ф. Миллер. Указ. соч., приложение № 7.
Царь приказал Ермака и казаков, как только они вернутся к весне из похода (в Москве считали поход Ермака кратковременной экспедицией в ближайший район Зауралья), отправить в Чердынь и Камское Усолье для сторожевой службы, оставив в строгановских городках не более 100 человек. «А не вышлите из острогов своих в Пермь волских казаков атамана Ермака Тимофеева с товарищи, — писал царь Строгановым, — а учнете их держать у себя и Пермских мест не учнете оберегати, и такою вашею изменою что над Пермскими месты учинитца от вогулич и от пелынцов, и от сибирского салтана людей вперед, и нам в том на вас опала своя положить большая, атаманов и казаков, которые слушали вас и вам служили, а нашу землю выдали, велим перевешати». Таким образом, Иван IV Грозный пообещал Ермаку и его сподвижникам виселицу во второй раз.
Рискуя уклониться в сторону, заметим, что грамота 16 ноября 1582 года является краеугольным камнем «строгановской» концепции похода, поскольку в ней категорично утверждается: Строгановы послали дружину Ермака в Сибирь. Но, как видно из обстоятельств появления и самого содержания этой грамоты, обвинение Строгановых в организации похода построено исключительно на основе доноса их недоброжелателя воеводы Пелепелицына, который, чтобы создать нужное впечатление в Москве, подал события в невыгодном для Строгановых свете. Поэтому указания грамоты не могут быть приняты как решающий аргумент в решении вопроса, кто был инициатором и организатором похода в Сибирь.
Опала недолго угрожала Строгановым. Победоносный поход Ермака не только реабилитировал, но и поднял их в глазах царя как верных слуг трона. Впрочем, с приходом первого посольства Ермака в Москву обстоятельства похода достаточно разъяснились. Как пишет А. А. Преображенский, правительство царя Федора в дипломатических актах постоянно колебалось между признанием ведущей роли правительства в деле присоединения Сибири и полупризнанием самостоятельной и активной деятельности казаков, совершенно не отмечая в этом заслуг Строгановых [97] .
97
А. А. Преображенский. Русские дипломатические документы второй половины XVI в. о присоединении Сибири. — «Исследования по отечественному источниковедению. Сборник статей, посвященных 75-летию проф. С. Н. Валка». М. — Л., 1964, стр. 383–390.
НА СИБИРСКОМ «ВОЕВОДСТВЕ»
По классическим законам Востока, свергнувший хана сам становился ханом. На этом основании бывшие вассалы Кучума потянулись в Искер с изъявлением покорности новому владыке. Уже на четвертый день после занятия ханской столицы к Ермаку явился хантейский князь Бояр со своей свитой и привез в подарок кроме массы ценной «мягкой рухляди» (мехов) много съестных припасов и особенно рыбы, которые пришлись как нельзя кстати. Волжский атаман доказал, что умеет воевать лучше царских воевод. Теперь от него требовались иные качества. Он должен был показать, что не хуже воевод умеет и управлять.