Эротические страницы из жизни Фролова

Архипов Велиар

– Пошли мы, значит, с Сережкой в Бугаевскую конюшню. Бугаев все равно всегда пьяный, вечно валяется, а лошади ржут с него. Сережке они страшно нравятся, он меня туда часто таскал за собой. Приходим, значит, туда, а там как раз лошадь и ржет. Заходим, а там под этим черным в крапушку конем совсем голая Марфа на четвереньках стоит, задние ноги расставила вот так, а передними руками упирается, чтоб он ее вперед не сдвигал. Я сначала подумала, что она под ним так убирает, а потом как уви-и-дела… а в ней сзади торчит его этот самый… черный такой,

толстый, почти как у папы, только длиннее, в ней конечно весь не вмещается… Представляете?

– Почти как у папы!? Ой, я не могу!
– зареготала внезапно Ирка, залилась хохотом, заходилась животом и промежностью, как ненормальная.
– Ой, Светка, не могу, что ты несешь!

– Ну наоборот, - сразу же оправдалась и тоже захохотала та, а когда все, наконец, почти успокоились, со смехом пополам продолжила:

– Я за Сережку так испугалась - он же все это увидел, он первый туда зашел и со света видимо сначала ничего не понял, подошел прямо к ним и смотрит оторопело, как конь в ее зад туда-сюда водит своим этим самым, розовым посередине… аж причмокивает… Я как схватила сразу его за руку… и скорее назад. А Марфа и внимания на нас не обращает, все кряхтит, тужится, и руками впереди упирается… А груди болтаются туда-сюда… И лошадь - та рыжая - ржет, как сумасшедшая. От ревности, наверное. Представляете? Ужас.

Все трое еще несколько минут ухохатывались, а Ирка долго не могла отойти от ее великолепного сравнения и даже после того, как все успокоились, еще неоднократно вспрыгивала животом от непроизвольных приступов смеха.

– Ну и развеселила, доченька… Неужели все правда? Или сочинила?

– Какое сочинила?
– возмутилась та.
– У меня после этого коленки до самой ночи дрожали. Ужас.

– А Сережка?
– спросил вдруг отец.

– Ой. Лучше не спрашивайте.

– Что не спрашивать?

– Мне стыдно говорить.

– Он… при тебе, что ли?

– Нет. Как бы спрятался.
– Она вздохнула.
– Но я все видела. Нечаянно. Он меня не заметил. А я постеснялась остановить.

А потом добавила:

– Я уже грудь от него совсем прячу. Не могу, как он на нее смотрит. Прям жрет глазами. Вам нужно с ним поговорить. Только меня не выдавайте, обидится.

Потом вдруг совсем другим тоном обратилась к отцу:

– Па.

– Что?

– Ты разве не видишь? Мама снова хочет.

– Ух ты ж и противнюга!
– вскинулась на нее Ирка.
– Откуда ты знаешь?

– Здрасте! Я тебя чувствую, как саму себя.

И тут же очень смутилась двусмысленности необдуманно вырвавшихся слов. Впрочем, ненадолго:

– Кстати, и Лену тоже. С нею, между прочим, сильно происходит что-то сексуальное, вы заметили?

– С чего ты взяла?

– Хи. Я же не девочка. Походка. Осанка. Взгляд. В квартире мужиком пахнет. Знали бы вы, что за духи у нее за ушами… Тебе такие и не снились.

– Снились. Это мы ей подарили. На день рождения.

– Ничего себе!
–

она недоверчиво посмотрела на маму.
– Шутишь?

– Стукнет восемнадцать, мы и тебе такие подарим. Нет, даже семнадцать.

– Крепкий намек. С глубоким смыслом.

Да уж. С очень глубоким. У Виктора от него гусиные пупырышки по коже поползли… А сразу вслед за этим вдруг ожила где-то под лопаткой индуцированная дочерью боль…

– Папа замерз. Мам, ну забудьте обо мне, а? Полюбитесь так, вроде меня рядом и близко нет. Что вам стоит, а?

Полюбитесь. Это же их собственное слово… Как она его узнала?

– Светка, мы же не артисты.

– Все равно. Залезь на него, а?

Ирка положила на нее долгий, не то укоризненный, не то вопросительно-испытывающий взгляд.

– Чудные вы у меня, однако… Сейчас в каждой пятой квартире есть видик. А в нашей элитной гимназии в каждой второй. Кассет на радиорынке - как грязи. Скинулись за неделю по гривне и в субботу, пока родители на даче, - групповой просмотр. Начиная с первоклашек. Знаете, когда я смотрела первый порнофильм? Во втором классе. Одной из последних, кстати. Знаете, сколько я их видела после этого? Штук тридцать-сорок.

Гром среди неба. Штук тридцать-сорок… Стоит ли после этого удивляться тому, что четырнадцатилетние девчонки стесняются своей девственности?

– Светка, ты меня пугаешь…

– Не бойся. Я разумный ребенок. Честно. Ну причем здесь я, что сейчас все не так, как раньше? Не так, как у вас было…

– Зачем же тебе тогда на нас смотреть?

– Как тебе не стыдно сравнивать, мамочка! Ты что!? У вас же все совсем не так… У вас совсем другое… Там такого и в помине нет.

И потом совсем тихо, очень серьезно, абсолютно не по-детски добавила:

– Там примитивное измерение, мама. Тупое и примитивное. Эти голые придурки понятия не имеют о Вашей Любви. О настоящем Седьмом Небе…

И еще тише и сокровеннее:

– А мне хочется такой же… как у вас… Папа, я никогда не смогу, да?

И Виктор, и Ирина на мгновение замерли от неожиданного, невыносимо жалобно произнесенного вопроса.

– Ну почему же… - растерялся он.

– Из-за спазма.

– Это пройдет. С возрастом.

– Тогда почему вы так испугались?

– Конечно, сначала испугались. А ты бы на нашем месте не испугалась?

– Еще бы. Я ведь вся в Лену.

– При чем здесь Лена?

Он не выдержал ее ответного взгляда. Так пристально она на него еще никогда в жизни не смотрела. Откуда она может знать? Неужели Елена Андреевна проболталась?!

– А ну иди сюда, - он натянул на себя улыбку, как можно более мягкую, хотя внутри все задрожало, как перед смертельной схваткой…

– Ближе, ближе. Не так, попкой придвинься. Вот. Сиди так.

Он просунул ей под трусики руку и погладил упругие губы. Потом мягко прошел пальцем к отверстию. Оно было влажным и он без труда прошел на два сантиметра внутрь.