Эротические страницы из жизни Фролова
Шрифт:
– Ты только глянь, какая красавица у нас получилась… какое чудо внеземное…
Может быть, он сказал эти слова каким-нибудь особенным тоном, но Светку от них сразу покинула смешливость, она как бы поверила ему и тут же стянула через голову коротенькую ночнушку, выставив вверх острые конуса уже полностью оформившихся грудей, как бы показывая: вот какая я вся, любуйтесь на свое произведение.
Он любовался, затаив дыхание, не обращая ни йоты своего внимания за пределы видимого, будто перед ним открылось само божественное откровение. Такой
– Па, хватит любоваться, я же стесняюсь…
Когда же это произошло, что он ничего не заметил? Он пытался восстановить в памяти, как и когда он видел ее в последний раз совсем голенькой, но выплывали только совсем детские картинки.
Нужно дотрагиваться до нее руками, чтобы посмотреть… заглянуть внутрь… а у него не было на это сил… он просто не посмеет этого сделать… не сможет…
– Мам, скажи ему…
Он беспомощно и даже испуганно посмотрел на Иринку… Жена, видимо, поняла его состояние, присела рядом, нет, улеглась на бок, лицом к нему, и развела пальцами ее губки. Призвала его наклониться, чтобы он увидел, что у нее внутри… Он видел, но ничего не соображал. Забыл даже, зачем они все это делают…
– Ну что там?..
– Ничего. Подожди. Потерпи немного.
От Иринкиных слов он вернулся к действительности.
– Смотри, - шепнула она ему, - надорвана, до самого края. И с этой стороны тоже. Она уже не девственница.
– Значит, он все-таки в нее вошел?
– так же тихо шепнул ей он.
– Да, наверное.
– Но дальше совсем не видно отверстия…
– А у меня его видно?
– Да.
– Всегда, что ли?
– удивилась почему-то она.
– Ну, не зияет, конечно, пока не разбужирую, но поперечная щелка почти всегда видна.
– Я же рожавшая… Может у нее так и должно быть? Попробуй пальцем.
– Нет, ты.
– У меня ногти.
– Что вы там шепчетесь!? Говорите громче. Я ничего не разберу.
– Ну потерпи же немного!
– огрызнулась Ирка.
– Мы все расскажем. Потерпи. Только если будет больно, сразу скажешь.
И повелительно махнула ресницами мужу.
Когда он прикоснулся к ее отверстию подушечкой пальца, она вздрогнула. Он слегка надавил между обрывками девственной плевы и, почувствовав углубление, попытался его слегка раздвинуть. Оно было совсем сухим.
– Ой!
– Больно?
– Нет. Лоскотно. Ну, не лоскотно, а как-то так…
– Подожди, - шепнула Ирка и, быстро достав из тумбочки крем, смазала ему палец.
– Попробуй так.
Он очень осторожно, в несколько приемов, попытался ввести кончик пальца в тугое отверстие. Палец легко скользнул по его краям, но обхватывался так плотно, что он боялся проникать вглубь более, чем на полфаланги.
– Что вы там делаете? Вы меня…
– Больно?
– Нет.
Тогда он медленно вошел всем своим пальцем, глубоко, ощущая по ходу движения влажную, гофрированную стенку влагалища…
А потом… она внезапно напряглась, с невероятной силой обхватила его палец, сжала его, словно тисками, и закричала:
– Больно! Больно, мамочка-а-а!
И, хотя он сразу же вытащил палец, она все еще кричала, а ее губки ходили ходуном, судорожно сжимались, вздрагивали и мелко-мелко дрожали, как это умела делать ее бабушка, только намного интенсивнее… Они сразу узнали настоящий острый приступ вагинизма, как описывала его им Елена Андреевна…
– Ну сделайте же что-нибудь, пожалуйста, сделайте что-нибудь!…
Ирка застыла от ужаса, а он дрожал всем телом, готовый расплющиться, умереть на месте, лишь бы ей не было так больно, его любимой дочурке… Совершенно не понимая и не осознавая, что делает, он вдруг кинулся к ней губами, обхватил ими ее плотно сжатое отверстие, будто стараясь всосать в себя ее боль… и она почти сразу начала расслабляться… и затихла… так же внезапно, как начала кричать…
– Мамочка, что это было?
– спросила она через пару минут.
Он осторожно снял с нее свои губы, унося в полостях носа сладкий запах ее лепестков и горьковатый привкус крема на языке…
– Па… ты меня… поцеловал, да?
– Да, родная…
И лег рядом с нею, обнял нежно, положил свою голову на подушку рядом с ее головой.
– Не болит больше?
– Нет. Совсем. Как рукой сняло. Будто вся боль… внезапно пропала в твои губы. Па, что это было?
А Ирка продолжала лежать у нее в ногах и реветь…
– Ир, сходи в ванную, умойся, пожалуйста…
Та молча, совершенно потерянно и обреченно поднялась с постели и пошла голая, покачиваясь и не глядя в их сторону…
– Чего она?
Он оставил ее вопрос без ответа.
– У тебя будет великолепная грудь…
– Почему будет?
– вдруг кокетливо произнесла она, подглядывая, как он проводит ладонью по гладкой сфере ее груди и пробует на ощупь вздувшийся сосковый ореол.
– А сейчас разве нет?
– И сейчас.
– Пап. Ты меня хочешь, да?
Он аж привскочил. Изумленно посмотрел ей в глаза, совершенно не находясь, как ему отреагировать на ее нелепый вопрос.
– Ой! Прости папочка. Что я такое ляпнула, сама не знаю. Я не нарочно, правда.
– Никогда больше так не говори… И не думай…
Он притянул ее голову себе на грудь, умостил там и стал гладить ее волосы.
– Теперь я… моя боль растворится в тебе и будет тобою командовать, как ты командуешь мамой…
Она произнесла эти слова полушутя-полуигриво, но он вдруг так остро почувствовал их страшную глубину, что даже озноб пошел по коже.
– Холодно?
– удивилась она.
Он только вздохнул.
– Почему мама так долго?
Мама не долго. Легкая на помин она возвращалась, все такая же голая и беззащитная.