Еще одна чашка кофе
Шрифт:
После похорон Лину накрыло лавиной горя. Если после смерти брата она держалась ради матери, то теперь все потеряло смысл. Она стремительно погружалась в депрессию. Дима старался поддерживать ее, надеялся, что постепенно она выйдет наружу — к нему, к людям — из своего кокона горя. Он даже нанял ей психотерапевта, который терпеливо беседовал с ней, внушал очевидные правильные вещи, но который был совершенно бессилен ей чем-то помочь. Пожалуй, единственное, что ее еще интересовало — это возмездие. Она считала, что человек, разрушивший ее жизнь, должен быть наказан. И если государственная система не может в этом помочь, значит, она должна взять миссию справедливости на
Когда она однажды поделилась своими мыслями с Димой, тот схватился за голову:
— Ты должна отпустить прошлое, жить настоящим! Нашим настоящим!
Лина вздохнула:
— Но я не могу предать их. Он должен ответить за их смерть. И если ты не можешь мне помочь, значит, я сама пойду до конца.
Дима покачал головой:
— Послушай, мне жаль, что с тобой это случилось! Что с нами такое случилось! Но что ты от меня хочешь? Чтобы я сломал свою жизнь? Сел в тюрьму из-за этой мрази? Ну вот мы живем в такой системе, и нам не дано ее изменить. И я не Дон Кихот, чтобы бороться с ветряными мельницами.
Она молчала — не могла же она в самом деле требовать от него такого самопожертвования.
— А ты и впрямь сильный и ответственный! Молодец! — единственное, что она сказала перед тем, как уйти из его квартиры.
— Извини, что не оправдал твоих надежд! — с горечью бросил Дима.
Больше они не общались. Где-то через полгода она случайно встретила его в центре города. Он шел с девушкой — красивый, такой же сильный и ответственный, настоящий подарок для любой женщины.
И вот так в одночасье она стала (как говорил один философ, определяя жанр «чистой трагедии») непоправимо несчастной. Она понимала, что нужно собрать себя по частям, жить ради какой-то призрачной цели, но не могла. Все чаще у нее случались дни-провалы, когда, проснувшись утром, она понимала, что не сможет встать и пойти в институт, да что там — даже просто подняться, умыться и позавтракать ей сейчас не под силу.
Вскоре она ушла из института; декан долго уговаривал ее остаться — выпускной курс, диплом почти у тебя в кармане, ты будешь отличным врачом, девочка! Но Лина забрала документы — жанр чистой трагедии не подразумевал компромиссов. Она уходила в горе, как в болото.
Два месяца прошли в отчаянии, а потом она нашла в себе силы снова пойти к тому дому. Она поджидала Виктора в его подъезде, сжимая в руках нож.
Когда он появился, она подскочила к нему сзади и замахнулась ножом:
— Будь ты проклят, тварь!
Слишком много горячности и эмоций! Он быстро перехватил ее руку и заставил разжать пальцы. Когда нож выпал, он ударил ее. Она бросилась на него, не помня себя от ярости. Он отшвырнул ее так, что она ударилась головой о стену, и пригрозил, что в следующий раз убьет.
Дома, разглядывая разбитое лицо, Лина подумала, что на эмоциях далеко не уедешь, что для того, чтобы отомстить этому подонку, ей потребуется время, холодная голова и бесстрастное сердце. Месть — это блюдо, которое подают холодным.
Первое, что она сделала — вытравила, выжгла все эмоции и чувства; затем, продав кое-что из дорогих вещей, через своего бывшего одноклассника, имеющего криминальные связи, приобрела пистолет. Три месяца она ходила по выходным в тир, как на работу, и научилась стрелять без промаха. И вот когда она уже почувствовала, что готова исполнить свой приговор, выяснилось, что Виктор пропал. Через все того же одноклассника она раздобыла, заплатив за нее немалую сумму, скудную информацию о Викторе.
Поговаривали, что он недавно попал еще в какую-то мутную историю, что якобы кто-то умер в его квартире от передоза наркотиков
Несколько лет прошли в тихом отчаянии — работа в больнице, одинокие бессонные ночи в маминой квартире. И все-таки она искала его, продолжала искать. И вот прошлой зимой она узнала, что он вернулся в Россию и осел в Петербурге. Это был решающий момент, которого она ждала несколько лет. За пару дней она собралась, доехала на такси до пригородной станции, где без всяких проверок, досмотров, металлоискателей и рамок (пистолет в сумке!) села в пассажирский поезд и отправилась в Петербург.
КНИГА 1. ЧАСТЬ 3. ГЛАВА 14
ГЛАВА 14
ПО КРАЮ ПОЛЫНЬИ
Петербург — город не маленький, и найти человека в нем не так-то просто, иногда это все равно, что искать иголку в стогу сена. Но она верила в то, что найдет его. Она сняла квартиру, устроилась на работу в больницу и шла по его следу, охотилась, как охотник на дичь — мониторила соцсети, наняла детектива. И в мае она нашла его. Истинно — медленно мелют жернова Господни, но неумолимо.
Теперь она знала его адрес — подонок снимал квартиру в тихом переулке в самом центре Петербурга. В тот майский вечер она шла по городу, замершему перед грозой. В самом воздухе, казалось, застыло какое-то предчувствие бури, катастрофы, было душно, словно этот город набрасывал удавку ей на шею — невозможно дышать.
Итак, она увидела этот дом, рассчитала этаж, определила, где находятся его окна — вот там. Она позвонила в домофон, ей никто не ответил. Оставалось ждать. Что же — она ждала уже очень долго, так что ей теперь часы или дни? В доме напротив она приметила кофейню с вывеской «Экипаж». Лина зашла внутрь и увидела столик у окна с обзором прямо на нужный ей дом. Найти лучший пост наблюдения было невозможно, словно бы эту кофейню кто-то специально разместил здесь и сама судьба помогала ей.
В это окно в тот вечер она и увидела человека, разбившего ее жизнь. В какой-то миг у подъезда остановилась машина, из которой вышел Виктор. Чашка кофе выскользнула у Лины из рук и разбилась. Удивительно, но она не то чтобы узнала его, она каким-то звериным чутьем почувствовала, что это он. За эти годы он сильно изменился, настолько, что Лина была поражена. Что-то странное — сказался распад личности или нездоровый образ жизни, или в этих внешних изменениях сказывалась небесная кара? Как бы там ни было, но факт — был крепкий, плотный парень, а стал иссохшийся, поживший мужик, выглядевший куда старше своих лет; колючий взгляд, желтоватое лицо, словно бы на нем поставили какую-то отметину, печать неблагополучия. «Но может, все проще, никакой мистики?! — подумала Лина. — Просто бухло и наркотики делают свое дело, и у подонка пошаливает печень?»
Итак, теперь она приходила в кофейню как на дежурство. Благодаря своим наблюдениям вскоре она знала распорядок дня Виктора и даже круг его знакомых; знала, что вечером он возвращается примерно в одно и то же время и что по утрам к нему обычно приезжает один курьер, а вечером — другой.
Лина уже наметила день, когда все случится, и знала, как все произойдет — она подкараулит его в подъезде, на лестничной площадке, и на этот раз ее рука не дрогнет, она выстрелит. Что будет с ней потом, не очень ее волновало. Она была готова погибнуть, оказаться в тюрьме, выстрелить в себя, после того как сделает то, что должна.