Еще одна чашка кофе
Шрифт:
— Да, жаль, что не встретились раньше. Но хорошо, что вообще встретились.
Она руки не убрала, и они так и сидели, смотрели другие фотографии.
Когда за окнами стемнело, Данила выключил компьютер.
— Уже вечер, вот мы с тобой засиделись! Хочешь пройтись?
Лина сжалась — нет, выходить из квартиры в подъезд, проходить мимо той двери она не хотела. Данила, кажется, все понял.
— Ладно, проведем вечер дома. Я быстро сгоняю в магазин, куплю что-нибудь на ужин. — Он натянул куртку, пошел к дверям, но вдруг остановился на пороге. — А
Лина молча кивнула.
Когда Данила ушел, она прошла в его комнату и открыла ящик стола, в который он ночью убрал пистолет. Ящик оказался пуст. Выходит, Данила спрятал пистолет от нее.
Данила придумал оригинальную концепцию вечера — он вернулся с бутылкой кальвадоса, с закусками и с большим пакетом, наполненным яблоками разных сортов.
— Яблочный вечер? — улыбнулась Лина. — Мне нравится.
Она подняла рюмку, посмотрела на свет — кальвадос отливал золотистым оттенком, источал фруктовый аромат миллиона яблочных косточек. На блюде лежали яблоки — крутобокие красные и зеленые антоновские. Лина глотнула кальвадос — по телу мгновенно разлилось тепло.
Данила разрезал брызнувшее соком яблоко и протянул ей половинку:
— Держи.
— Послушай, я хотела тебя спросить, — начала Лина. — Если ты с самого начала понимал, что я тебе вру, что я веду с тобой какую-то игру, зачем стал со мной встречаться, пустил к себе жить? Ну ты же мог послать меня на хер, забить на все? Избежать нашего лобового столкновения?
— Как тебе объяснить… Понимаешь, я вообще так живу. Если жизнь подкидывает мне что-то неожиданное, незапланированное, я на это соглашаюсь. Неожиданные вещи — вообще самое интересное, что может с нами случиться. Принцип пуркуа па — почему бы и нет? Не надо отказываться от того, что предлагает жизнь. А потом… В тебе было что-то невыразимо притягательное, — Данила улыбнулся, — и остается.
Лина взяла яблоко, покатала его в руках — оно пахло летом, солнцем и почему-то детством.
— А знаешь, — даже не Даниле, а неизвестно кому сказала Лина, — однажды в детстве, когда я очень болела, я попросила маму нарезать мне яблоко. У меня тогда не было сил его грызть. И с тех пор я полюбила есть их нарезанными на дольки. И мама всегда их мне нарезала — каждое яблоко. Так было и в моем детстве, и потом, когда я выросла. А теперь ее нет. И никто и никогда в моей жизни больше не нарежет мне яблоко. Никто и никогда не будет любить меня так, как она.
Лина положила яблоко на стол.
— Спасибо за кальвадос. Спокойной ночи. Я пойду спать.
Утром, проснувшись, Лина вышла на кухню. На столе лежала записка.
«Доброе утро, — писал Данила. — Я уехал по работе в область, вернусь вечером. Завтрак на столе. Чай заварен в чайнике. До вечера!»
Вместо подписи Данила нарисовал смеющийся смайлик. Рисовать фотограф Суворов не очень умел — смайлик вышел кривеньким.
Лина улыбнулась, отложила записку. Она налила себе чай, сняла с тарелки салфетку и застыла. На тарелке, кроме бутербродов, лежали яблоки — краснобокое и зеленое. Они были заботливо
Люди по-разному признаются в любви. Кто-то красиво, устраивая спектакли, кто-то застенчиво, кто-то с яростью (да, я люблю тебя, а ты, идиот, так этого и не понял!), некоторые с упреком (я люблю тебя, а ты меня — нет), иные с разъяснениями (я люблю тебя, потому что — бесконечная россыпь этих самых «потому»). А фотограф Суворов признался в любви без слов. Он просто запомнил вчера, что для нее это почему-то важно, что она так любит есть яблоки, и машинально, без всяких красивых жестов, сделал, как она хочет, даже не отдавая себе в этом отчета.
Лина замерла — такое чувство, будто небо обрушилось! — и вздохнула. Вот только еще любви мне не хватало.
Лина не могла видеть (но чувствовать, наверное, могла), что в этот миг где-то на трассе Данила вдруг остановил свой большой черный джип, свернул на обочину и вышел на берег залива.
С залива дул бешеный ветер, раскачивая и сотрясая, кажется, даже горизонт. Какое-то новое, большое и сильное чувство теснилось у Данилы в груди, накатывало на него, как это взбешенное северное море на берег. И ничего подобного он прежде не знал.
У него вдруг мелькнула (как туча набежала) тревожная мысль: что вечером он вернется домой, а Лины там нет. Она ушла, сбежала, и попробуй потом ее найди.
Он сел в машину и погнал обратно в город — быстро, быстро, чтобы быстрее увидеть ее.
По пути, в машине, он слушал одну и ту же песню своего любимого музыканта (с песнями этой группы Данила объездил весь мир), снова и снова, по кругу. И мужской, такой честный голос, без всяких ненужных слащавых красивостей (вот слова настоящего мужика) повторял кристально честную и искреннюю формулу любви.
«Я бы все послал, если бы не ты».
Две недели спустя
Еще одно утро — еще одна чашка кофе. По утрам Данила ходил в «Экипаж» и приносил Лине крепкий горячий кофе. Лина ждала его дома — выходить на улицу ей по-прежнему не представлялось возможным, ей казалось, что она не сможет пройти мимо двери Виктора.
Но сегодняшним утром, уже на пороге, Данила вдруг обернулся:
— Пойдем в кофейню и выпьем кофе там? Я познакомлю тебя с ребятами!
И Лина кивнула: идем. В конце концов не прятаться же ей всю оставшуюся жизнь.
Когда они вышли на лестничную площадку, Данила взял ее за руку — спокойно, я рядом! и вывел из подъезда.
Девочка-барменша в серой кепке так обрадовалась, увидев их, что просто разлетелась к ним навстречу.
— Привет! Я Теона!
Она улыбалась искренне и широко, и Лина мгновенно почувствовала к ней симпатию. К ним тут же подошел уже знакомый Лине парень-бармен, такой симпатичный и модный, как будто он сошел с глянцевой картинки. В отличие от своей открытой подруги, он смотрел на Лину недоверчиво. Но после того, как Данила что-то шепнул ему, взгляд парня смягчился.