Еще шла война

Чебалин Петр Львович

— Пусти! — строго повела она глазами, отводя его руку.

Но Сергей не отпустил ее. Воровски оглянулся, привлек к себе и поцеловал прямо в губы. У нее перехватило дыхание. Вере казалось, что вот-вот упадет. Она отстранилась на шаг и залепила ему пощечину.

— Это за твою вежливость.

Он оторопел от неожиданности и удивленно уставился в ее строгие горящие глаза. А она стояла перед ним гордая, и он не мог понять: довольна ли она тем, что не побоялась, оттолкнула, или счастлива, что обнял ее?..

— Что ж, спасибо и за это, — промолвил он еле

слышно, растерянно улыбаясь. И уже серьезно добавил: — Только учти: жениться никому не обещаю, тебя жду.

Вера рассмеялась.

— Посмотришь, аленькая, — сказал он с загадочной улыбкой и пошел своей дорогой.

Она долго смотрела ему вслед. «Тебя жду». Неужели правду сказал?

Ей вдруг представилось, что он сидит рядом с ней за столом с цветком в петлице. Гости кричат: «Горько!» Он поднялся, обнял ее голову, поцеловал. Сквозь загорелую кожу его проступил румянец смущения. Она положила на плечо ему руку и тоже поцеловала. Поцеловала и заплакала от какой-то непонятной радости.

И Вера пожалела, что так грубо обошлась с Сергеем, С этого дня ей было грустно, словно она осталась совсем одна и никому до нее нет дела. Она часто путала почту, разносила газеты и журналы не по адресу. Ей все время казалось, что вот-вот должна встретиться с Сергеем и тогда уже, конечно, попросит у него извинения. Но когда, случалось, встречала его, не находила слов и не замечала, как нагло в упор рассматривает ее Сергей.

А спустя некоторое время Гуляев стал появляться у них дома. Соседи все упорнее поговаривали об этом. Однажды, возвращаясь с работы. Вера услышала из открытого окна веранды пьяные выкрики. Затем послышалась песня. Охрипший, тоскующий голос пел о синих морских просторах… Она вошла и увидела дядю и Сергея.

Герасим Васильевич, облокотившись рукой о стол, запустив пальцы во взъерошенные волосы, медленно раскачивался, готовый каждую минуту упасть. Сергей, видимо, сразу не заметил Веру, и она хотела уже вернуться обратно в сени, как Герасим вдруг поднял голову:

— Племяша!.. Поди сюда! — громко, нараспев проговорил он, не в лад со словами сдвигая мохнатые брови. — Поди поцелуй меня… Я твое счастье отыскал… садись… — И задвигал на столе тарелками с надкусанными желтыми огурцами и салом.

Она поблагодарила и ушла к себе в комнату.

Ее было обидело, что Сергей пришел, видимо, просто за тем, чтобы выпить. «Ну и пусть себе веселятся на здоровье».

После прихода Веры Сергей больше не пил. Герасим же продолжал тянуть вино стопку за стопкой, пока не свалился.

— Зря лишнее выпил, — сказал Сергей с грустью, входя к ней в комнату. Подошел к дивану и нерешительно опустился на него.

Ей было приятно и радостно, что он сидел рядом, накинув пиджак на плечи, немного виноватый и, наверно, думает только о ней. И Вере уже начинало казаться, что напрасно наговаривают на Сергея, будто он много пьет и озорничает. Если б он в самом деле был такой, давно бы нагрубил ей и вообще не явился к ним в дом и, конечно, к ней.

Она вспомнила, как Сергей поцеловал ее и какой у него был виноватый и смущенный

вид, когда она отпустила ему пощечину. И Вере стало жаль его. Она подняла голову. Взгляды их встретились. Вера смутилась от чего-то непонятного и сладостно-тревожного. «Я его полюбила или начинаю любить», — с радостным испугом подумала она и тут же решила, что и в самом деле любит, только за что, сама не знает. Ей казалось, что если она сейчас же не признается ему во всем, он уйдет, уйдет навсегда и больше она никогда не сможет полюбить.

— Это я угощал Герасима Васильевича за его отеческое, так сказать, попечительство, — между тем говорил Сергей. — Ты, ясное дело, человек свой, сор из избы не станешь выносить. Тебе все скажу начистоту. — Он поднял голову, взял девушку за плечи. Взгляд его был тверд и сумрачен. — Не разболтаешь — вижу! — как бы для самого себя убежденно сказал он и продолжал: — Так вот, работал я в забое, тебе это известно. Тяжело мне там было до чертиков. Собрался уже к приятелю на Сахалин. Там тоже не мед, но зато деньгу лопатой гребут… Пожаловался я как-то Герасиму Васильевичу на свою долю, а он мне: помогу твоей беде, говорит, потому как знаю, что ты к моей племяннице неравнодушен. А то как же, отвечаю ему, влюблен, что ни на есть по уши. А сам, представь, даже в глаза тебя не видел. Теперь совсем другой вопрос.

Он еще ближе придвинулся к Вере и уже смело прикоснулся щекой к ее щеке.

— Сережа… — невольно вырвалось у нее, и она опустила голову. Больше говорить она не могла, только сердце учащенно забилось и захватило дыхание.

— Так слушай же дальше, — и опять положил голову ей на плечо. Казалось, он совсем отрезвел, говорил рассудительно, спокойно, — Герасим Васильевич и говорит мне: переходи в мою смену крепильщиком по ремонту штреков, не пожалеешь. Подумал я, подумал и решился. В случае, не понравится или какая неудача, выход имеется: на Сахалин к дружку мотнусь…

— Что это ты все о Сахалине, Сережа? — тихо с упреком сказала Вера. — Ты лучше скажи, зачем сюда пришел?

— К тебе.

— Это правда?

— Брехать не умею, — и поднял голову.

Вера вгляделась в его глаза, прошептала:

— Так вот, чтоб ты знал: я, кажется, начинаю тебя любить, — и поцеловала его в губы, — А теперь — иди.

И отвернулась.

— Вот это здорово!.. — воскликнул Сергей. Привлек ее к себе и крепко обнял.

— Уходи… — слабо попросила она, — ну, Сережа, что ты делаешь?

— Я ничего, аленькая. А что?.. — задыхаясь, бормотал он.

Послышалось, как застонал Герасим Васильевич.

Вера отодвинулась от Сергея, убрала его руки с плеч, поднялась.

— Кажется, дядя проснулся.

И ушла в спальню.

Когда спустя некоторое время снова вернулась, Сергей стоял посредине комнаты в пиджаке и кепке, лихо, как всегда, сбитой на крутой затылок.

— Проводи, что ли, — просил он мрачно.

— Увидят.

— Ну и пусть их! Теперь ясно, что я твой жених. — В углах губ застыла усмешка, и снова пьяным, сумрачным весельем заиграли его глаза.