Эсфирь, а по-персидски - 'звезда'
Шрифт:
– Ты и впрямь похож на царя, - прошептала Эсфирь.
– Но только ты будешь царем среди иудеев, нашим царем. Я знала, что когда-нибудь это случиться.
Мардохей поклонился царице и поспешно вышел из зала, чтобы отдать список с указа переписчикам, а затем - гонцам, которые должны были уже к ночи верхом на быстрых царских конях повезти письма во все концы царства. Он шел по залам царского дома, и все слуги перед ним кланялись, а некоторые и вовсе не узнавали теперь бывшего стражника. Мардохей представил, какой шум поднимется сразу же возле главных ворот, когда он появится в сопровождении отрока, подоборстрастно держащего край мантии, пожалованной с царского плеча!
–
– Там ближе дорога к дому писцов.
Царский дом был таким огромным и незнакомым, что Мардохей ненашел бы тепеть даже ту дверь, через которую сюда входил, и не представлял, в какой части дворца он сейчас находится. Зато слуга с понимающим видом тут же закивал головой, и повернул в обратную сторону, снова проводя Мардохея мимо картин из камня, греческих скульптур, немыслимых размеров ковров и светильников. Наконец, перед Мардохеем раскрылась какая-то неприметная дверь и...в первое мгновение он зажмурился от яркого солнца, которое после полумрака царского дома слепило глаза. Теперь он понял, почему все евнухи и прислужники, выходящие на лестницу, обычно замирали на пороге, и некоторое время стояли, глядя перед собой, словно нарочно выставляли себя на всеобщее обозрение, а потом уже шли куда-то по своим делам.
Привыкнув к свету, Мардохей увидел, что он стоит сейчас на знакомой ему лестнице из черного камня, на самой верхней её ступеньке. Он впервые видел с этой точки обзора такой знакомый до каждой веточки участок сада, неприметные среди деревьев садовые ворота, свой дуб, кусты, место, на котором он простоял несколько лет. Отсюда, с верхней ступеньки, все это почему-то казалось маленьким и словно бы не вполне настоящим.
Мардохей пригляделся - на его месте ещё не стоял новый стражник, наверное, Каркас не успел ещё найти нового или до него не дошло известие о возвышении своего подопечного.
"Я всех хорошо знаю во дворце, и смогу навести здесь порядок, подумал Мардохей.
– Ведь я изнутри знаю, кто и чего здесь стоит, и могу давать царю правильные советы, кого здесь следует наградить, а кого наказать по всей справедливости".
"Но - зачем мне это?
– пронзила Мардохея другая мысль.
– Разве мне это нужно?"
Мардохей ещё раз с тоской посмотрел на пустующее место под деревом, с солнечными пятнами на траве - даже не глядя на небо, по одним этим неровно раскинувшимся вокруг него пятнам, он умел без труда определять время, а вон в том большом дупле всегда держал воду, чтобы она слишком быстро не нагревалась. Теперь, накануне войны, он, увы, не мог больше позволить себе прежней свободы - нужно все время быть во дворце, воле Эсфирь, следить за переменами настроений царя, готовиться...
– Мардохей, ты ли это?
– вскричал Джафар, когда Мардохей в сопровождении слуг приблизился к воротам - он должен был выглядеть внушительно, чтобы писцы поняли важность и срочность предстоящего дела, и быстро переписала указ на все языки народов, проживающих в ста двадцати семи областях царства Артаксеркса Великого.
– Я, Джафар, но отныне я - не стражник. Царь назнчил меня сегодня своим главным советником.
Джафар упал перед Мардохеем на колени и принялся что-то говорить быстро и неразборчиво, а когда снова поднялся на ноги, Мардохей увидел в глазах своего недавнего друга почтение и страх, самый настоящий страх.
– Слушай, Мародохей, я тоже хочу сделать иудеем, - прошептал Джафар. И принять иудейскую веру, раз твой невидимый бог и впрямь так помогает людям. Я, Мардохей, много хочу у него попросить. Ты скажешь мне, как это сделать?
– Возьму, - сказал Мардохей.
– У нас ещё будет время, ещё...
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ЗЕМЛЯ ЯХВЕ
...настанет наш день.
И стал этот день Днем гнева,
Днем скорби и тесноты,
Днем ужаса и опустошения,
Днем тьмы и мрака для многих, многих тысяч людей на земле, в ста двадцати областях Персидского царства от Индии и Эфиопии.
Но и этот День прошел, уступив место следующему.
...А пятнадцатый день стал днем пиршества и веселья. Когда в доме Мардохея закончилось празднование победы, он встал из-за стола и отправился во дворец - Эсфирь снова прислала своих слуг с просьбой срочно явиться перед лицо царя и царицы.
Но Мардохей так и не дошел до царских ворот, где привратники уже привыкли приветствовать его уважительными, низкими поклонами, а зачем-то свернул совсем в другую сторону, к реке.
Все худшее осталось позади - больше его ничего не удерживало в Сузах. Нужно было лишь найти в себе силы сказать Эсфирь о своем отъезде в Иерусалим. Ему многое нужно было ещё сказать, но не сейчас, не сегодня. Мардохей вот уже несколько дней откладывал разговор с царицей и сам не вполне понимал свою нерешительность.
Почти все прохожие, которых он встречал по дороге, узнавали его: для них он был тем самым великим Мардохеем Иудеяниным, которого Артаксеркс Великий возвысил теперь до своего престола вместо везиря, повешенного на городской площади. А на многих в Сузах напал даже страх перед Мардохеем, так как он чуть ли в одночасье сделался недосягаемо велик в доме у царя и каким-то чудом сумел спасти от погибели свой народ. Некоторые из народов царства после великого побоища в городах и селах, тоже пожелали перейти в иудейскую веру, совершили обрезания, и произнесли молитвы Богу Яхве, потому что уверились, что иудейский Бог и впрямь способен совершать чудеса и приходить на помощь тогда, когда, казалось бы, не остается никакой надежды на спасение.
С реки подул ветерок, и Мардохей уловил в воздухе приятный, сладковатый запах горелых углей и кож - так обычно пахнет там, где приносятся жертвы всесожжения.
Мардохей свернул на тропу и пошел на этот запах, удивляясь, что почему-то нигде не видно дыма от костров и не слышно человеческих голосов.
Лишь подойдя ближе, Мардохей понял, что ошибся, - запах доносился с недавнего пожарища, от пепелища, которое осталось на месте бывшего дома иудея Ламеха.
Мардохей уже слышал о печальной участи старого Ламеха, который был ровесником, а когда-то и другом его отца, Иаира, потому что покупал у него нити для своих рыболовных сетей, но умел плести также замысловатые веревки и занавесы и даже украшения. В тринадцатый день адара, когда для негодяев пришло время исполниться первому указу царя, а для праведных людей второму, кто-то поджег дом Ламеха, предварительно заложив большими камнями дверь, так что старик не смог выбраться, и сгорел до углей, как жертва всесожжения.
Мрдохей остановился возле пепелища, а потом сел на землю и в изнеможении прикрыл веки.
Но ему тут же пришлось открыть глаза, потому что он услышал на пепелище какой-то шум, а затем увидел, что это вовсе не Ламех восстает из пепела после его горячей молитвы, а два нищих бродят по пожрищу с большими сумами за плечами, и собирают то, что не сумел поглотить огонь. А сейчас бродяги и вовсе вдруг принялись громко ругаться, махать друг на друга палками и толкаться, пытаясь отнять друг у друга какую-то ценную находку.