Эсхатологический оптимизм. Философские размышления
Шрифт:
Ну и теперь время вопросов. Пожалуйста.
Выйти из ада современного мира
Традиция и симулякр
Вопрос: Правильно ли я понимаю, что эсхатологический оптимизм мы можем толковать как попытку вернуть Модерн в лоно традиции, как некоторую симуляцию традиции…
Дарья Дугина: Нет, совсем нет. Эсхатологический оптимизм сегодня надо помещать в структуру Постмодерна, то есть когда Модерн уже преодолен. Ницше называл сверхчеловека «победителем Бога и ничто». Модерн преодолевает Бога, а эсхатологический оптимист должен преодолеть ничто. Что же касается традиционализма, то это отчасти феномен Постмодерна. Он не совпадает с Традицией, но никак не является симуляцией. Рассуждать в терминах Модерн/Традиция применительно к эсхатологическому оптимизму не корректно. Здесь речь идет не о «плоскости», но
Если говорить о симуляции Традиции, то это неоспиритуалисты – такие как Блаватская, Минцлова, Белый (мои любимые фигуры Серебряного века) или более поздние – например, Кастанеда. Кстати, кое-что любопытное можно найти и у Кастанеды. Например, он рассуждает о том, что такое «быть воином». Интересны его практики созерцания своих ладоней во сне.
Юлиус Эвола – это аутентичное восстание в рамках Постмодерна. Еще более фундаментален Генон. Они указывают нам пути, по которым мы можем пойти. Для меня это, безусловно, православие, единоверие. Для кого-то – суфизм или шиизм. Эсхатологический оптимизм – это не религия, это метафизическая установка. В ней нет ничего от симулякров. Скорее, строго наоборот.
Однако, сама постановка вопроса: «не является ли в какой-то степени традиционализм «угрозой» для полноценной традиции и не может ли он превратиться в симулякр», вполне имеет право на существование. Впрочем, сплошь и рядом бездарные или просто средненькие ученики способны исказить мысль любых гениальных учителей вплоть до неузнаваемости. Эволе в этом смысле повезло больше. И в современной Италии достаточно много убежденных и полноценных традиционалистов, на него ориентированных и продолжающих его идеи. Я дружу со многими из них – в частности, с Райнальдо Грациани, отец которого был очень близок к Эволе, хотя и был его значительно младше. Это замечательные люди. Но в России все немного иначе и не в лучшую сторону, увы… Может быть, потому, что европейский традиционализм для нас не очень органичен.
Эсхатологический оптимизм – это опыт мистерии
Вопрос: Насколько я понял, ваша интерпретация эсхатологического оптимизма имеет фундаментальные отличия от собственно эсхатологического пессимизма, которые заключаются в надежде на наличие некой инстанции, что находится за пределами реальности, о которой ничего не известно, но на которую можно надеяться?
Дарья Дугина: Да, совершенно точно. Эта чисто трансцендентная инстанция описывается в разных традициях по-разному. Например, в христианстве, в апофатическом богословии, утверждается, что мы не можем ничего знать о Боге, потому что мы – сотворенные люди, мы в этом мире находимся, мы здесь рождены и ограничены природой тварности. В православной мистике особенно детально разработана апофатическая версия богословия, согласно которой мы можем познать Бога только в мистериальном опыте. Кстати, термин «энтузиазм» (????????????), который часто встречается в текстах Чорана, этимологически означает «боговселение», то есть мистериальной опыт. Эсхатологический оптимизм – это опыт мистерии.
Культура современная и традиционная
Вопрос: Дарья, можно задать вопрос относительно культуры? Существует современная и традиционная культура, как к ним лучше всего подходить, взаимодействовать с ними?
Дарья Дугина: Давайте вспомним, как Лучиан Блага трактует культуру. Он говорит о том, что культура – это пакт между «Великим Анонимом», то есть между «злым демиургом», который создал несовершенный мир, и человеком, который прорывается к тому, чтобы прикоснуться к истине. Соответственно, насколько человек рвется узнать истину, настолько и будет совершенной культура. Но есть ли хотя бы один героический жест в современной российской культуре, если понимать под ней наиболее известные произведения, коллективы, площадки, телеканалы? Там же все, как минимум, отмечено пошлостью или сведено к упрощенной политической повестке. Как в этом контексте можно говорить об Эволе или Элиаде? Правда, я однажды приехала в Страсбург для выступления в Европарламенте и начала свою речь с цитаты Генона. На меня довольно странно все посмотрели… Я это к тому, что, хотя никаких точек пересечений между Традицией и «культурой» в современном мире нет и в помине, не стоит опускать руки. Все всегда можно изменить. Любое, пусть самое незначительное смещение окна Овертона, может иметь огромные последствия. Все может решить наш единичный героический жест, если мы полны решимости прорвать блокаду «злого демиурга». Один жест может изменить культуру. Современной культуре, культуре вырождения и пошлости, необходимо противостоять, говорить ей решительное «нет», но при этом не убегать и не отступать, а усердно работать внутри нее. В этом и заключается суть эсхатологического оптимизма.
Вопрос: Уточню вопрос: я имею в виду, можно ли через современную культуру или, скажем, шире через европейскую культуру, например, через культуру Возрождения,
Дарья Дугина: Через современную культуру? Какую именно? Через культуру объективно ориентированной онтологии, киборгов и мутантов?
Вопрос: Ну, скажем, в общем через культуру ХХ века. Или через культуру импрессионистов?
Дарья Дугина: Связь с потустороннем можно установить через все, что угодно. Смыслы, и в том числе, высшие смыслы, есть у всего вообще. И проявляются эти высшие смыслы везде, и традицию можно обнаружить во всем. Надо лишь иметь внутри себя высокую и активную концентрацию знания традиции, выверенный традиоционалистский взгляд, традиционалистскую перспективу. Иногда за абсолютным хаосом современной культуры и ее произведений можно прозреть ту традиционную подоплеку, которая находилась в основании человеческой культуры до ее обрушения в Новом времени и в Постмодерне. Современность всегда связана с Традицией, оспаривая ли ее, перевирая, пародируя или полностью отрицая. Американский философ Уайтхэд сказал когда-то, что «вся мировая философия есть ничто иное, как заметки на полях Платона». Можно было бы сказать, что современная культура есть оспаривание принципов, искажение, переворачивание, обращение вспять… но чего? Именно Традиции – как мощнейшего основания всего человечества, обеспечившее его выживание и расцвет в течение тысячелетий. Возвращении к Традиции не так невозможно, как кажется. Надо совершить Поворот, о котором писал Хайдеггер.
Вопрос: Мне интересно еще, как соотносится архаическая культура примитивных племен (например, аборигенов Австралии) и великая классическая культура – возьмем, хотя бы Баха. У архаических обществ она имровизационная, а в высоких культурах – стройная и упорядоченная. Можно ли сказать, что и там, и там есть какое-то свое откровение?
Дарья Дугина: Откровение есть повсюду. Но лучше всего – и это моя тоталитарная рекомендация – искать откровения в той культуре, в которой мы рождены. Мы не случайно рождены теми, кто во вполне определенную эпоху и на вполне определенной территории заключал вполне определенный пакт с «Великим Анонимом». Вот мы и должны жить в нашей культуре, и смыслы нам будут открываться именно в ней и через нее. Но чисто теоретически, да, можно продуктивно интерпретировать и импрессионизм, и Баха, и даже киберфеминизм. И везде найти что-то важное.
Вопрос: Тоже есть какая-то часть, которая все равно остается человеческой даже и в киберфеминизме?
Дарья Дугина: Конечно, живой киборг. Вообще термин «кибернетика» очень интересный. Он образован от ??????????, что дословно означает «кормчий», тот, кто направляет корабль. У Платона «кормчий» – ум, наблюдатель в душе и подчинитель телесных начал. Может быть, и удастся опознать такого «кормчего» и в киберфеминизме, но тут мы легко можем стать жертвой подобных тенденций, – а именно, стать не кормчими, а жертвами, инструментами, а в пределе – и простыми запчастями. Поэтому лучше опорные точки искать в своей собственной культуре. И те иностранные авторы, о которых мы сегодня говорим, дали нам благословение на поиск смыслов внутри нашей культуры. Они признали, что Россия благословлена на поиск мистического горизонта, на онтологическую мутацию, на уход в «лес». Россия благословлена эсхатологическими оптимистами на великое восстание.
Безумие Ницше: пик духовной реализации?
Вопрос: А разве Ницше не преодолевает рессентимент, эсхатологический пессимизм, историчность, когда сходит с ума под конец жизни? Разве это не есть настоящее «не-вписывание» в систему, не есть настоящее отрицание современных ценностей?
Дарья Дугина: Возможно. Нельзя исключить, что в целиком нигилистическом мире это и есть один из вариантов преодоления законов иллюзии и инертности. Для меня Ницше – это фигура, которая граничит и с эсхатологическим оптимизмом и с эсхатологическим пессимизмом. Так, его гештальт «ребенка» в трех превращениях духа в начале «Так говорил Заратустра», преодоление предшествующих стадий «верблюда» и «льва», воплощает в себе именно эсхатологический оптимизм. Ницшеанский ребенок Дионис и есть сверхчеловек – «победитель бога и ничто». Победитель бога и ничто есть победитель иллюзий. Его смерть, его гибель, его конец – может быть, это и выглядит со стороны как безумие. Но мы не знаем, что было внутренним содержанием этого безумия. Может быть, это был совершенно уникальный и закрытый для нас мистериальный опыт. Мы привыкли все анализировать. Мы видим человека, который говорит странные, запутанные слова, и считаем, что он сумасшедший. Мы видим что-то отклоняющееся от нормы и сразу признаем это патологией или галлюцинацией. Мы не разбираемся в этом. А ведь это может нести в себе высший смысл – как пророческое бормотание юродивого. К юродивым на Руси было особое отношение. Они были особенными людьми, свидетелями какого-то иного мира. Но это сложный вопрос.