Эскортница
Шрифт:
Впервые я ничего не чувствовала. Нет, его грубые движения во мне, горячие руки на бёдрах, влажные губы на шее — это всё ощущало моё тело, но вот удовольствия, наслаждения от этих ласк не было. Я словно смотрела на себя со стороны, как на низкосортный эротический фильм. И он мне не нравился. Хотелось зареветь от отчаянья. Я даже себя не продаю. Я просто ему принадлежу. Я трофей, который он получил нечестным путём. Знаю, что не честным. Даже уверенна на сто процентов, что исход боя Тима с Крушителем был задолго предрешён. Не даром же довольная ухмылка ни на минуту не сходила с лица Хозяина. Я не назвала своей цены в прошлый раз, так он
Хотела плакать, но сдерживала себя, чтобы не доставлять ему ещё большего удовольствия упиваться своей властью. И всё же глаза защипали, а по щеке скатилась предательская слеза. Я резко повернула голову, чтобы он не заметил растущую во мне опустошенность. Но пока Хозяин пробивался к вершине своего экстаза, печаль в моих глазах его не трогал.
Наконец-то Дмитрий Анатольевич кончил и, скатившись на бок, достал из прикроватной тумбочки пачку сигарет. Его не слишком довольный взгляд, едва касаясь, пробежал по мне.
— Что не так? — спросил он и, чиркнув зажигалкой, подкурил.
Странный вопрос. Наверное, всё ни так. Ни так его ревность. Ни так его расправа над соперником. Ни так я на кону для победителя. Ни так абсолютно всё. Но, похоже, Хозяин этого совсем не понимал. Ему даже в голову не приходила мысль, что всё это неправильно. Это жестоко и отвратительно, а ещё таким я его больше не хочу.
— Тебе нужно было тело? Вот пользуйся, но не жди, что я буду изображать радость, — отрешённо сказала я, даже не посмотрев на лежащего рядом Хозяина.
— А раньше изображала, — с упрёком, а, может, даже с обидой бросил он и выдохнул клуб дыма. — И даже очень убедительно.
— Может, я была единственная, кто был с тобой честен? Ты не думал об этом, Дима?
Сама не знаю, как это получилось, но я назвала его по имени, чем ударила ещё сильнее по и так задетому себялюбию. Он ведь мужчина с большой буквы и все женщины пищат в его руках. Хозяин резко подскочил с кровати, натянул штаны и, уже чуть ли не пыхтя от распирающей его злобы, часто задышал. Мои слова или имя так подействовали на него, но в серых глазах мелькнула боль. Та боль, которую такие люди, как он, стараются забыть, заставить себя не ощущать её, чтобы жизнь казалась намного легче, чем она есть на самом деле. Жизнь без мук совести, без души, без любви… жизнь без самой жизни, а только её пустое отражение в кривом зеркале гнусных и подлых поступков.
— Надо же, какая ты у нас честная, — сказал Хозяин и, прищурив глаза, оскалился будто волк. — Продаешь себя, а всё в святые метишь. Тело получил? Я получал его раньше и что-то это тебя не особо напрягало. Вопила подо мной, как самка орангутанга! Да, ты, мать твою, гуру продажной любви!
— Любовь не продаётся, — еле слышно просопела я и поспешила укрыться сбитым покрывалом. Его недобрый взгляд уж слишком внимательно рассматривал меня распластанную на этой чёртовой кровати.
Громкий смех Дмитрия Анатольевича заполнил собой комнату, накатами ударяясь об мои ушные перепонки.
— Сказала девочка из эскорта! — вдоволь насмеявшись, с издевкой подытожил знаток продажной любви.
— Я тебе не продавалась! — тут же оправдалась я и, так же быстро подскочив как минуту назад он, встала на высокие коленки, прижимая к себе край покрывала.
— Серьёзно? — изображая искренне удивление, спросил Хозяин и даже для пущей убедительности
— Я не взяла у тебя ни копейки! — настаивала я на своём, а сама уже готова была наброситься на Дмитрия Анатольевича с кулаками, чтобы, пусть и посмертно, но отстоять свою женскую честь.
— А ты, что думаешь, твою машину бесплатно починили? Заработала, — поскудненько расплываясь в улыбке, сказал меценат продажных женщин. — Деньги ты, конечно, не взяла, но я в долгу не привык быть. Вот и расплатился ремонтом. Так что, если не устраивает продажная любовь, можешь вернуть бампер.
— Иди у больных детей отбери свой бампер! Тебе ведь не привыкать последнее забирать и на горе наживаться?! — возмутилась я.
Вот сволочь, а? Бампер припомнил! Мелочный гад! Во мне уже клокотала нарастающая ярость, полностью отключающая моё хваленое чувство самосохранения. Хозяин внушающий одним только своим взглядом дикий ужас в окружающих его людей, в то мгновение казался мне обычным обнаглевшим мужиком, которого давно никто не ставил на место. И не страшный он вовсе! Психует, что девка тупо с ним не кончила. Ищет причину не в себе, а в ней, попутно сваливая на неё своё фиаско. Вот! Какой тут Хозяин? Какой тут криминальный авторитет? Обычный мужик и только.
И в конец осмелев, я выдала убийственную речь о правах Хозяина относительно меня:
— А ещё я поехала к тебе тогда, только потому что меня слёзно молила Алёна не губить её! Сама я ни за какие коврижки и носа бы не сунула в твою берлогу! Я не на помойке себя нашла, чтобы с разными бандюгами и зэками спать! И какое же было моё удивление, когда я вместо расписного вора увидела понравившегося мне на яхте мужчину! Дура! Тысячу раз дура! Пошла на поводу собственных чувств, решив, что ты не такой уж и пропащий человек! С тобой я надеялась на большее, чем просто ночь! Я не взяла деньги потому что за любовь не платят! А ты во второй раз так больно кинул меня! Нет, уже в третий, — сбавила я обороты своего гнева. Сердце бешено билось в груди, а от надрывных слов не хватало воздуха. — Я не назвала тебе цену тогда, так ты ценой чужой жизни купил меня. Только, Дима, я не вещь. Я человек, у которого есть душа. И моей душе ты сегодня стал омерзителен.
Он стоял, тяжело дыша и выслушивая каждое моё слово. Не перебивал. Хотя по играющим желвакам, я видела, что он вот-вот на грани, чтобы сорваться. Броситься на меня и придушить, навсегда закрыв тем самым рот бесстрашной, нет скорее, безрассудной девушке. Пока он слушал, копаясь в мыслях, как убить меня, сигарета между его пальцев совсем истлела и пеплом осыпалась на пол. Почему-то замолчав, я взглядом проводила этот пепельный дождь, а когда подняла глаза на Дмитрия Анатольевича, застыла в ожидании своей участи. Я уже не испытывала страха перед ним. Холодное безразличие поселилось во мне, от чего сердце, так колотившиеся в груди, вдруг почти остановилось.
В спальне повисла напряжённая тишина. Ни я, ни он не хотели её нарушать. Я потому что выговорилась, а он потому что пока никак не мог найти подходящих слов в ответ. Похоже, у меня стало входить в привычку, открыто говорить Хозяину, что я о нём думаю. И моя открытость вводила его в ступор. Не сомневаюсь, что будь на моём месте другая, то не успев и вякнуть лежала бы со сломанной шей у его ног. Но это другая, а не я. Во мне он что-то увидел, что-то почувствовал раз нарушил давно устоявшиеся правила: дважды не вызывать одну и ту же шлюху.