«Если», 2010 № 11
Шрифт:
Да, он был старым. Не побоюсь этого слова, древним. Но не ветхим. Он еще вполне мог о себе позаботиться.
Или он пошел на поправку, или та давешняя хрупкость — не более чем притворство.
Я знала, что он на меня смотрит. По моим сведениям, он любил женщин. И я — первый посетитель женского пола за последние десятилетия. Это, конечно же, не влюбленный взгляд, да и вряд ли стоило на него рассчитывать, ведь все мои прелести прячутся в бесформенном скафандре. Но у меня в ту пору было миловидное лицо, если можно считать миловидностью редкое сочетание черт, которые порознь выглядели бы далекими от идеала. Все-таки спасибо тебе, Боже, за большие карие глаза, именно они соединяют детали моей внешности в нечто приемлемое —
Он вытащил из-под убирающегося стола модульное кресло, дав понять, что я могу располагаться поудобнее, сел на край койки, держа при этом спину абсолютно прямо, и скорбно покачал головой:
— Юная леди, в любом просвещенном обществе вас бы заживо сварили в масле.
— Ошибаетесь, сэр, подобная экзекуция мне не грозит. Но вот камнями меня время от времени побивают.
У него дрогнули губы.
— Мило. Смело. Вы достаточно начитаны и вполне владеете антикварным сленгом. И вы гораздо симпатичнее, чем ваш печально знаменитый тезка на старых фотографиях. Честно скажу: будь я на восемьдесят лет моложе, дал бы себя соблазнить.
— Благодарю, сэр.
— Это не комплимент, всего лишь голая правда, — похвалил он меня еще раз. — Так говорите, вы не историк. И что бы я вам ни выболтал, это не обернется лекцией для зевающих пустоглазых студентов, верно? И вы не репортер. Иначе бы не заявили, что вас не интересуют самые очевидные вещи. По той же причине я смело могу утверждать: вы не из восторженных поклонников, которые с детства мечтают увидеть своего обожаемого героя. Я все еще прав?
— Да, сэр.
— В таком случае, вынужден признать, что зашел в тупик. Кто вы по профессии?
— Младший аудитор Лунной налоговой инспекции.
У него расширились глаза — чуть-чуть, но достаточно, чтобы показать белки, окружающие ясные карие радужки. Что-то — может, веселье? — напрягло его челюстные мышцы, и он произнес:
— Должен ли я теперь жалеть, что впустил вас? Вы и правда мелкая чиновничья сошка, мечтающая впечатлить свое начальство введением мощного ректоскопа в дряблую финансовую кишку полоумного старца?
— Нет, сэр. Начальство не знает о том, что я здесь.
— Верю. Поскольку отлично знаю: я не задолжал ни цента.
Я со значением посмотрела на него:
— Сэр, это не совсем так. Вы отлично знаете, что ничего не задолжали за последние тридцать лет.
Ни одна морщинка не сгладилась, однако он вдруг как будто сбросил десять лет. И снова улыбка чуть изогнула губы.
— Продолжайте.
— Нельзя ли мне сначала воды?
— Будьте как дома.
Но вместо того чтобы встать и распорядиться его запасами, я пососала трубочку, торчащую из шейного обруча скафандра. И поморщилась — вода успела перегреться. Почти как свежезаваренный кофе, только без вкуса. Термоизоляция питьевого резервуара осрамилась при проверке в деле, но можно смыть пыль в горле, и то хорошо.
— Видите ли, я в конторе зеленый новичок, поэтому на меня свалилась вся рутина. Составляю доклады, которые никто не собирается читать.
— Бюрократия бессмертна, — кивнул он.
— Верно. Так вот, год назад мне поручили разобраться с налоговыми отчислениями различных населенных пунктов Луны. Дело в том, что одни всегда платили больше, другие меньше, как бы власть ни пыталась всех уравнять.
— Как бы ни изображала видимость попыток, — возразил он.
— Верно, — повторила я. — Мы оба прекрасно понимаем, что систему не исправить. Всегда остается кто-то обиженный. Восстанови справедливость по отношению к нему — и обделишь кого-нибудь другого. То есть мне предстояло потратить уйму времени, но мои старания не изменили бы ровным счетом ничего. Однако работа есть работа, и я в нее добросовестно впряглась и получала вполне ожидаемые
— Давайте-ка все же пройдем мимо нее. Я старый человек, болтовня о налогах для меня слишком большая роскошь…
Дудки, меня так легко не заткнуть, очень уж часто я слышала этот довод.
— Однажды в поле моего зрения попала небольшая группа лиц, получивших пожизненное налоговое освобождение. Сколько бы лет им ни отмерил Господь, они не обязаны платить ни цента. Среди них есть священнослужители, в частном порядке исключенные из налогообложения, когда церковь утратила свой льготный статус. Но это глубокие старцы, поэтому сбросим их со счетов. Все же остальные — это отшельники вроде вас, прячущиеся на Темной стороне. Самое типичное объяснение звучит так: я-де абсолютно самодостаточен, никакого налогооблагаемого дохода не имею и услугами государства не пользуюсь. Но я присмотрелась и выяснила: все не так просто. Лунное правительство передает вам участок в вечное пользование. Государство оплачивает ваше жилье, за его счет идут поставки продовольствия и кислорода. А ремонт? А медицинское обслуживание? Даже деньги к вам поступают — приличные суммы, вполне достаточные, чтобы без проблем жить десятилетиями вдали от людей. Эти средства ложатся на счет условного депонирования в зарубежном банке, и до них многие из вас даже не дотрагиваются или раздают их родне и благотворительным организациям. Лишь единицы в конце концов отказываются от затворничества и проводят хорошо обеспеченный остаток жизни в каком-нибудь очаге цивилизации.
Переведя дух, я заявила:
— Так вот, сэр, мне это показалось небезынтересным. Как только кто-нибудь из вас порывает с отшельничеством, он получает нормальный налоговый статус. Из этого можно сделать один-единственный вывод: правительство Луны платит вашему брату за такой вот образ жизни. Более того, оно следит за тем, чтобы выбранная вами для проживания территория не застраивалась и чтобы никакие бюрократы не совали нос в ваши дела.
Последняя фраза вызвала еще одну кривую улыбку:
— Едва ли это относится к моей сегодняшней компании.
— Да неужели у вас сложилось впечатление, что это официальный визит? Если так, то прошу извинить. Я здесь как частное лицо, и тому есть причина. На все вопросы о вашем налоговом статусе я получала либо уклончивые, либо обескураживающие ответы. Попробовав добыть сведения у самого высокого начальника, я получила натуральный щелчок по носу: мол, прекрати копать где не надо, если не хочешь испортить себе карьеру.
Он прокомментировал, сочувственно покачав головой:
— Вот же идиот этот ваш начальник. Пять минут с вами — и я уже могу совершенно ответственно утверждать, что он свалял большого дурака.
Я постаралась как можно изящнее пожать плечами — напрасный труд, когда на тебе скафандр.
— Да, как это ни грустно, лучший способ разжечь мой интерес — это потребовать, чтобы я не совала нос не в свое дело. Поэтому я продолжила поиск и вскоре обнаружила очень много безумных стариков и чуть меньше безумных старух, порвавших все связи с обществом, чтобы запереться в консервных банках на Темной стороне. Они работали на той же стройке, что и вы, и в те же самые годы. Порядка шестидесяти процентов из них в тот пятилетний период ютилось в бараках. Тогдашние грузоперевозки обеспечивались несколькими тысячами человек максимум; вероятность того, что столь значительная часть какого-либо сегмента населения пожелала бы на склоне лет податься в пустынники, выглядит астрономически малой. Дальше — еще интереснее. Подняв всю доступную статистику и как следует ее проанализировав, я пришла к выводу: существует определенная дата, когда число лунных крыс первого поколения, желающих себе старости вроде вашей, увеличилось скачкообразно. Надо ли добавлять, что это за день, на который пришлись дежурства ваших коллег?