«Если», 2012 № 03
Шрифт:
И они зашагали вперед. Примерно через полчаса Геннадий оказался в районе, застроенном старыми складами и ветхими, разваливающимися домишками. Голубая дорожка привела их к дверям приземистого кирпичного здания без окон и там погасла.
— Геннадий! — окликнула его виртуальная Миранда. — Моя тропинка уперлась в кирпичную стену.
Прежде чем ответить, Малянов подергал железную дверь, однако та не поддалась. Чуть выше ручки он разглядел панель кодового замка, а кнопки звонка нигде не было. Тогда он забарабанил в дверь кулаком, но никто не отозвался.
— Ты что-нибудь видишь кроме стены? — спросил он. — Хоть что-нибудь?
Некоторое время оба молча озирались, выискивая хоть какой-то намек или подсказку, которая помогла
— Тут, на стене какие-то каракули…
— Какие? — сердито спросил Геннадий, чувствуя себя полным идиотом.
— Кажется, цифры. Написаны на стене краской из баллончика.
— Продиктуй, — потребовал он. Миранда стала называть цифры, а Геннадий вводил их на дисплей замка. Наконец послышался щелчок, дверь отворилась, а перед Мирандой вспыхнула новая дорожка-указатель.
Лицом к лицу Геннадий встретился с ней только спустя неделю. За это время оба познакомились с десятками игроков-аборигенов, среди которых были и бывший школьный учитель, и целая команда заросших колючей щетиной рыбаков-сквернословов, и разочаровавшиеся во всех и вся программисты, и недоучившиеся студенты. Геннадий с Мирандой даже посетили несколько заводов и ферм этой новой параллельной реальности, которая отстояла так же далеко от Ривет Кутюр, как та — от нормального Стокгольма.
Обитатели Оверсэтча предпочли порвать с обществом и, плюнув на все, удалиться в виртуальный мир. Многие их них отказались от прежнего гражданства, как сделала это сама Миранда, после того как вышла замуж за инженера-механика из Каскадии. Ее муж занимался строительством ветровых электростанций, обеспечивавших Каскадии полную независимость от энергосистем обеих стран, к которым формально относились составлявшие сверхгород мегаполисы. Сама Миранда работала на одной из «вертикальных ферм» — огромном, длиной в целый квартал небоскребе, от первого до последнего этажа приспособленном для выращивания сельскохозяйственной продукции на основе гидропоники и других новейших агротехнических методов. Один такой небоскреб мог прокормить пятьдесят тысяч человек, а он был далеко не единственный. Гигантский сверхгород стремился к полной автономии и самообеспечению, готовясь окончательно перерезать тонкую пуповину, связывающую его с североамериканской экономикой, и Миранда вполне логично отказалась от американского гражданства. Но в Оверсэтче все было куда серьезнее.
Если раньше Геннадий и Миранда передавали письма и посылки от одного великого герцога Заклепки к другому, то теперь игры стали куда сложнее и запутаннее. В Оверсэтче были своя экономика, свои организации и внутренние правила, однако узловые элементы этого эфемерного мира появлялись и исчезали в течение считаных часов. Реальные учреждения, фирмы, города и страны — все это были аттракторы Оверсэтча. Именно на них была завязана и к ним сходилась вся разнообразная человеческая деятельность, однако в каждый момент времени динамическое воздействие семи миллиардов людей искажало большинство узлов Сети до неузнаваемости. К примеру, Ай-Би-Эм, оставаясь вполне конкретным юридическим лицом, могла в течение дня менять размеры активов, местонахождение и иные свойства. То же самое относилось и к любому другому экономическому или политическому субъекту.
На карте Оверсэтча, в отличие от других игр, были нанесены только аттракторы. Кроме того, это была так называемая «моментальная» карта, постоянно меняющаяся и обновляющаяся на основе непрерывного интернет-анализа, показывавшего, в каком состоянии находится тот или иной действующий субъект в каждый конкретный момент. Эта-то карта и называлась IT 2.0. Геннадий довольно быстро привык к необходимости каждое утро просматривать списки появившихся за ночь новых государств, получавших уникальные, запоминающиеся названия вроде Дональд-Дакии или Брилбинтии. Между этими временными субъектами игроки перемещали значительные финансовые и материальные ресурсы,
— Все-таки это очень похоже на старую «Дипломатию», — сказала как-то Миранда. — На «Дипломатию», в которой карта мира постоянно меняется.
Когда Геннадий и Миранда не занимались финансовыми проблемами постоянно меняющегося виртуального мира, они сканировали различные предметы и воспроизводили их с помощью 3D-принтеров, ухаживали за садами, разбитыми на крышах, или водили грузовички, доставляя разнообразную продукцию с одной секретной локации на другую. Все, что было нужно для поддержания жизни, производилось вне рамок официальной экономики и, соответственно, не использовало ее ресурсы. Даже электричество, на котором работали грузовички, поступало с ветровых электростанций, установленных на крышах. Станции были построены с помощью принтеров Оверсэтча, которые, в свою очередь, были созданы другими принтерами. Сырье Оверсэтч добывал, разрабатывая захоронения промышленно-бытовых отходов и получая из них металл и редкоземельные элементы. Тарелки микроволновых антенн передавали и принимали закодированную информацию — официальными информационными сетями и каналами Оверсэтч не пользовался. Эти автономные системы охватывали фактически весь мир, а не только Стокгольм.
Примерно через неделю пребывания в Оверсэтче Геннадий понял, что гораздо проще и дешевле селиться не в отеле, а в одной из квартир, находившихся, как и всё в этом виртуальном мире, в самых неожиданных местах. Геннадий и Миранда выбрали район Гутенбург на западном побережье, где им предложили роскошное жилье в переоборудованных судовых контейнерах, складированных близ доков. Контейнеры хорошо отапливались и снабжались электричеством, в каждом имелись устройства спутниковой связи и шестидесятидюймовые телевизоры — разумеется, также сделанные в Оверсэтче.
Как-то утром Геннадий отправился в стокгольмское кафе, где у него была назначена встреча с Хитчензом, и попытался описать ему свою теперешнюю жизнь. Детектив казался очень довольным.
— Это великолепно, мистер Малянов, просто великолепно! — сказал он и тотчас принялся строить планы, как они организуют облаву, схватят преступников с поличным и одним ударом прихлопнут всю сеть. Геннадий смотрел на него во все глаза, потом спросил с нарочитым славянским акцентом:
— Может быть, я еще не совсем проснулся, но мне кажется, эти люди пока что не сделали ничего плохого. Или я ошибаюсь?
Хитченз поперхнулся, и Геннадий, отбросив сарказм, поспешил объяснить, что граждане Оверсэтча действительно не совершают ничего такого, что противоречило бы шведскому законодательству. Напротив, они старательно придерживаются если не духа, то буквы местных законов, отринув только национальную и региональную экономику, а вместе с ней — само общество потребления. Деньги для оплаты услуг так называемого «реального мира» они берут из абсолютно легальных источников — своих реальных доходов от акций и недвижимости. Все дело в том, говорил Геннадий, что на самом деле гражданам Оверсэтча не нужны ни деньги, ни акции и они вкладывают свои капиталы в традиционную экономику только затем, чтобы их оставили в покое.
— Кроме того, — добавил он, — Оверсэтч расползся по всему миру словно какая-нибудь транснациональная корпорация. Миранда и я обычно работаем вместе, но с географической точки зрения мы находимся довольно далеко друг от друга. И большинство операций, которые осуществляет Оверсэтч, носит именно такой характер, а устроить облаву на всем земном шаре вы вряд ли сможете.
— Если они хотят, чтобы их оставили в покое, зачем тогда им понадобился плутоний? — с вызовом спросил Хитченз.
Геннадий пожал плечами.