«Если», 2012 № 05

Ле Бюсси Ален

Парнишка хотел что-то сказать, но Пухр не дал.

— Молодой господин обо мне, поди, и не слыхал, — продолжил он. — Бил да клеймил палач, а приказывал ему управляющий. Того потом повесили на собственных кишках. Это когда желтоглазые вторглись. Мужики взбунтовались и все обиды припомнили. А после сообразили, что не следует перед общим врагом старые вины поминать, да поздно было. Желтоглазым разницы нет, они всех без разбора порезали. И колокола побили. Тоже не по уму, так ведь им тут не жить.

— И что? Разгром твоему ильену ума прибавил?

— Прибавил. Это молодой господин

меня не знает, а я его сразу признал. Три дня за отрядом крался, дубинку вот вырезал на ильенскую голову. А потом посмотрел, как он повозку из грязи вытаскивает, подошел и рядом впрягся. Потому что не время старыми обидами считаться.

Мальчишка по-прежнему глядел недоверчиво, и Пухр быстро добавил:

— Проводишь нас до деревни, я тебя научу вирвешку делать.

— А если не провожу? — въедливо спросил пастушонок.

— Тогда меня черти съедят, и ничему я тебя не научу.

— А ты не врешь? Сам-то ее делать умеешь?

— Чего мне врать-то? Мое слово — кремень, как сказал, так и будет.

— Поклянись!

Пухр развел руками.

— Не на чем мне клятвы давать. У меня и малого колокольчика нет.

— Как тогда тебе верить?

Пухр подошел к отрубленной дьявольской голове, наступил, прижав ее к земле. Уши на башке задергались, щелкнули зубы.

— Хочешь, руку в пасть суну?

— А как ты без руки учить станешь?

— Тогда верь на слово.

— Ладно, — сдался подпасок. — Отведу вас к деду Путре на пасеку. Пусть он вашу судьбу решает. Только учтите: дед Путря — колдун. Вздумаете обмануть — он из леса чертей позовет, они вас сожрут и костей не оставят.

Парень врал, и это понимали все. Не бывает у человека такой силы, чтобы повелевать нечистью. Прогнать бесов может любой из родившихся под охраной колокола, если, конечно, колокол цел и человек не ушел со своей родины в чужие края. А призвать и заставить нечисть делать что-то по чужой воле — такого не бывает. Но мальчишке никто не возразил: пусть думает, что напугал чужаков.

— А если мою корову Зану обидите… — губы у мальчишки задрожали. Он явно хотел придумать что-то небывалое, но не сумел. Не говорить же десятку вооруженных мужчин, что он их голыми руками порвет.

— Да кто на такое осмелится? — произнес Торлиг. — Она же нас спасла, можно сказать…

Подошел к буренке, погладил теплый лоб. «Ну, здравствуй, сестренка», — мелькнула шальная мысль. Настоящая илла Зана верила в переселение душ, и когда Торлиг виделся с сестрой в последний раз, она сказала ему:

— Ты за меня не беспокойся, люди насовсем не умирают. Даже если случится беда, на свете появится другая Зана, и это буду я.

Если была в этих словах хоть крупица правды, то как жестоко судьба карает людей за их гордыню!

* * *

Желтоглазые вторглись из-за пролива. Пролив был неширок, но считался достаточной преградой на пути врага. Противоположный берег был гол и скуден. Оттуда в середине лета приходили палящие ветры. Там кочевали жалкие племена, живущие неясно чем. Рассказывали, что они питаются одним солнцем, а если им показать кусок льда, они немедленно умирают. Порой дикари начинали пиратствовать в проливе, тогда их приходилось

отгонять обратно в пустыню. В конце концов иждивением наместников, которые всегда назначались из рода иль Бахтов, на противоположном берегу было выстроено несколько небольших крепостей, и морской разбой прекратился. В глубь засушливой земли соваться никто не пытался, там тянулись неведомые пространства и обитала чуждая нечисть, с которой никто не умел бороться. Поэтому люди не знали, что копится в полуденных землях, готовясь обрушиться на приморские города, а затем выплеснуться на Колокольный тракт и всю империю.

Чуть ли не в один день укрепления на том берегу были сметены волной пришельцев, а затем на захваченных рыбацких кораблях, утлых лодчонках, плотах, составленных из надутых козьих бурдюков, вообще непонятно на чем орда ринулась на другой берег. В проливе часты шквалистые ветры, налетающие невесть откуда; один такой шквал мог бы разом утопить все вражеское войско, но как назло море было, словно личико юной девы: ни единой морщинки на безмятежной глади.

До последней минуты старый иль Вахт не верил, что случилось непоправимое. Ну, сожгут варвары пару рыбацких деревушек — беда невелика, а увидав подошедших из Сипура солдат, немедленно смажут пятки маслом, чтобы легче было убегать.

Во главе карательного отряда старый иль Вахт поставил своего сына Торлига. Через неделю Торлиг с жалкими остатками войска отступил к замку Вахт, родовой твердыне, которую никто и никогда не мог взять. Именно тогда Торлиг последний раз виделся с сестрой.

Илла Зана в этом году отметила семнадцатилетие и осенью должна была выйти замуж за наследника пышного рода иль Дионов. Прощаясь с сестрой, Торлиг еще не знал, что крепость Дион пала, город сожжен, а жених его сестры погиб во время штурма, и тело его осталось ненайденным. Но уже было известно, что варвары подошли вплотную к южной столице, и со дня на день Сипур окажется в осаде.

Долг призывал Торлига идти на выручку Сипура, а сердце требовало защищать родное гнездо, серебряный колокол Бахтов. Впрочем, в замке был сильный гарнизон, сама крепость стояла на отвесной скале, так что никакая лестница не могла достать гребня стены. Глубокий колодец во дворе снабжал осажденных водой, а провианта в подвалах могло хватить на год осады. Казалось бы, что может угрожать горделивой цитадели?

И все же Торлиг предложил сестре вместе с ним отправиться в Сипур, где наверняка будет безопаснее, чем здесь. Зана отказалась.

— Кто-то из иль Бахтов должен оставаться возле родового колокола, — сказала она и добавила, что люди насовсем не умирают. Слова, которые Торлиг иль Вахт вспоминал, стоя напротив слюнявой коровы и пытаясь поймать ее спокойный взгляд.

Тогда он, попрощавшись с Заной, успел со своим отрядом на помощь столице и, стоя в проломе стены, отбивал атаки упорно штурмующих желтоглазых. За его спиной набатно гудели двенадцать колоколов Сипура, но почему-то воины, шедшие за Торлигом, не могли опрокинуть противника и погнать его к морю. Внизу бесновались варварские шаманы, их грязная волшба лишала желтоглазых страха и заставляла оголтело лезть на солдатские копья и мечи.