«Если», 2012 № 05
Шрифт:
Значит, Ханна — местный шериф? Ну и ну…
— Должности выборные?
— Выборные, — равнодушно кивнул Захар.
— И когда ваш срок кончается?
— А когда надоем, — Захар чуть привстал, как бы намекая, что разговор ему неинтересен. — Тут всякими властными играми не увлекаются. Других дел хватает. А зачем вам все это?
— Для отчетности, — он тоже встал.
— Ну так отчитывайтесь, — Захар кивнул доброжелательно. — Все, что надо, обеспечим. А мне еще с агрономами поговорить нужно. Чтобы собрали образцы. Вы это… устроились уже?
— Да, спасибо.
— А, ну хорошо. Думаю, Ханна уже и воду согрела. Двадцать каэм лесом, надо же… За сколько?
— За восемь часов пятнадцать минут. Нас хорошо тренируют.
Он взял папку и направился к двери.
Тут отовсюду пахло свежей стружкой. И эта чистая, розовая, прекрасная древесина, тесаные перила веранд, грубо сработанные кресла-качалки, массивные столы. Все такое прочное, все рассчитано на несколько поколений, на большие, дружные семьи. Чтобы собирались по вечерам все вместе…
Так, наверное, было на Диком Западе. С той только разницей, что здесь нет никаких индейцев, подкарауливающих по лесам с томагавками. Да и лампы, освещающие загорелые лица поселенцев, все-таки не керосиновые — открытие техники переброса оказалось настоящим катализатором новых технологий: поселенцам требовались экономные светильники, мощнейшие и легкие аккумуляторы, термоизолирующие ткани, и все — легкое, как можно более легкое, поскольку каждый миллиграмм был на счету. И никакой «цифры».
Чего-то не хватало. Только пару минут спустя он сообразил: вокруг ламп не роилась мошкара. Ну да, тут же нет крылатых насекомых!
Не было, соответственно, и ярких, крупных цветов, так радующих душу хозяек. Да и вечерних, приманивающих мохнатых бледных ночных бабочек своим ароматом — тоже. Наверное, еще поэтому, подумал он, так чувствуется повсюду этот древесный запах: его нечему перебивать. Впрочем, пахло и листвой, и разогретой за день землей — запах покоя и правильной, хорошей мышечной усталости.
Палисады тут были низкие, скорее для порядка… Здешние что, совсем не боятся? Предварительные исследования не выявили крупных хищников, но это не значит, что их совсем нет. Потом та странная тварь, которую он видел у речки…
Эти предварительные исследования вообще делаются наспех — слишком дорого забрасывать надолго людей, да еще с кучей полевого оборудования. К тому же ни спутниковой, ни аэрофотосъемки, ничего… Он никогда не доверял исследовательским группам, всегда подозревал, что они если и не врут, то преуменьшают степень опасности.
В освещенных окнах за домоткаными расшитыми занавесками мелькали тени, он слышал женский смех, звук губной гармошки — чьей-то реликвии. Наверное, надеются, что когда на материнку пойдут поставки зерна, выпишут себе проигрыватель и винилы, а пока что делают музыкальные инструменты из всяких подручных материалов, по вечерам собираются на танцы в этом их общественном доме…
— Эй, — крикнули ему с веранды, — эй, инспектор!
Он поднял голову.
При подготовке поселенцев отдавали предпочтение супружеским парам и сибсам, а в последнее время еще и родителям со взрослыми детьми. Считалось,
Вот и на этой веранде сидели, по меньшей мере, человек десять: самому старшему лет пятьдесят, самому младшему — шесть, на столе — массивная глиняная посуда, изготовленная уже здесь, хорошая, прочная, звонкая глина; расписана местными минеральными красителями — не скоро у них заведутся искусственные…
Ну, конечно, их учили. Учили валить лес, тесать камень, пахать и сеять, убирать урожай и строить, работать на гончарном круге… Обязательные три года практики в диких неплодородных местах, в нетронутых местах, которых на материнской Земле все меньше и меньше. Да еще в каких условиях: грязь, укусы насекомых, холод, жара; как соорудить костер в проливной дождь, как обогреться и не заснуть насмерть ледяной зимней ночью в страшном, скрипучем черно-белом лесу, как выжить в пустыне…
Низкие палисады. Веранды. Фонарики в листве…
Ему, подвинувшись, освободили место на скамье.
Чай был, конечно, вовсе не чай, а какой-то травяной сбор, но вряд ли мята, она вроде опыляется насекомыми. Может, что-то местное? Лаборатория у них тут хорошая, опасности, вероятно, никакой. Еще на блюде (красивое блюдо, асимметричное, с растительным орнаментом) лежала горка домашнего печенья. Что у них идет на сахар? Свекла?
— Как там оно, на материнке?
Здоровый парень, лет тридцать, лицо обветренное, как у всех, но руки тонкие, пальцы тонкие. Под ногтями въевшаяся земля. Спрашивает дружелюбно, но без особого интереса. Как все они.
— Ну, — он взял с блюда нежное, ломкое печенье, — пока затишье. Но вообще не очень. В Японии опять грохнуло, в Мексике сепаратисты, там уже и взрывать нечего, земля по ночам светится, а они все никак… В Британии померзло все… Да и в Испании… в общем.
— Значит, Гольфстрим и правда ушел? Помню, когда из скважины поперло, спорили: уйдет — не уйдет. Жалко. Я помню, там попугаи летали. Зеленые. И пальмы росли. Птиц тут у нас мало, вот что. А певчих совсем нет.
— Это потому, что летающих насекомых нет, — сказал он машинально. — Коэволюция. Это кто же испек такое замечательное печенье?
— Я, — голос у молоденькой русоволосой девушки был тонким, как у ребенка.
— Спасибо. Очень вкусно.
— Я думаю, надо будет выписать пчел, — его сосед решил не отклоняться от темы, — завезти крупные медоносы, чтобы можно было опылять еще и вручную, и к ним один рой. Это дорого, но со временем себя окупит. Пчел, пока медоносы не расплодились, можно сахарным сиропом подкармливать…
— Да, — согласился он, — хорошая мысль.
Пчелы видят поляризованный свет. Если тут чуть иная поляризация, возникнут проблемы. Им будет трудно ориентироваться. Может, в этом все и дело? Чуть-чуть по другому падают лучи на сетчатку — и всё.