Если не сможешь быть умничкой
Шрифт:
Добравшись, наконец, до родного очага, я тут же проявил неосторожность, посвятив Сару в интересные подробности моих приключений минувшим днем на Коннектикут Авеню. Поначалу бедняжка переполошилась — переполошилась до такой степени, что по ее настоянию мы немедленно отправились в постель. Наверно, она хотела спеть мне колыбельную песенку — способом, в котором она лучше всего знала толк. В итоге эту песнь мы исполняли друг другу — во всем ее эротическом великолепии — три четверти часа без перерыва.
А потом грянуло! Буря разгорелась после мартини и новостей от Уолтера Кронкайта, а к обеду (тушеные
— Ну хорошо, — сказал я наконец. — Я очень виноват, что меня чуть не убили. Приношу свои извинения!
— Пошел ты, умник чертов! — ответила она, продолжая старательно вглядываться через окно в сад.
Заслышав наш первый за долгое время обмен репликами, Мартин Рутерфорд Хилл тут же решил присоединиться к беседе, сказав что-то вроде «Бара-Зара-Так!» или, может быть, «Таг!»
— Но ты же мог по крайней мере позвонить и рассказать мне, что с тобой все в порядке!
Я чуть было не поддался — к счастью, это длилось лишь мгновенье — искушению поискать логику в этой фразе.
— Виноват, — повторил я. — В следующий раз буду помнить.
— В следующий раз?! Какой еще следующий раз? Что, твоя работа на Френка Сайза — это вот так теперь и будет? Когда ты за нее брался, ты говорил, что теперь сможешь работать дома. А сам за последние три недели был дома два дня! Последнее время ты вообще постоянно торчишь то в Джорджии, то в Пентагоне с этим сумасшедшим майором!..
Сумасшедший майор — это Карл Соммерс, историк Армии Соединенных Штатов. Тема его диссертации (армия об этом не догадывается) — «Действия американских джи-ай на черном рынке в Европе в ходе Второй мировой войны и в разгаре войны во Вьетнаме — сравнительное исследование». Трудяга-майор раскопал множество весьма и весьма сочных подробностей. По завершении работы он намеревается издать ее отдельной книгой, уйти на пенсию с военной службы и присоединиться ко мне на факультете в отдаленном провинциальном университете. Сара записала его в сумасшедшие, поскольку он каждый день проходит десять миль пешком по дороге на службу и обратно, не ест ничего, кроме постного мяса и прессованного творога с проросшими пшеничными зернами, а каждую субботу по вечерам надевает рыжий парик и отправляется шататься по Джорджтауну, стараясь подцепить кого-нибудь моложе 16-ти. Майор Соммерс способен делать ЭТО только с 14- или 15-летними девицами. Он говорит, что испытывает определенное беспокойство по данному поводу, но не до такой степени, чтобы начать как-то с этим бороться. Самому майору 36 лет.
Я улыбнулся Саре, надеясь, что улыбка вышла ободряющей.
— В Пентагоне я уже собрал все, что мне надо. Теперь я буду проводить дома значительно больше времени.
— Не хочу производить впечатление тупой бабищи, которая тебя пилит, — сказала она. — Но когда ты говоришь, что тебя чуть не убили, я тут же теряю
— Ну хорошо! — ответил я. — Давай забудем об этом.
Сара вперила в меня тяжелый, пристальный взгляд.
— Слушай, неужели ты действительно тащишься от этого?
— От чего?
— От своего ковыряния в дерьме! Чем оно гнуснее, тем больше оно тебе по душе. Чем подлее человек, чем больше он извращен, лжив — тем он тебе милей! И ты умеешь и любишь со всем этим обращаться. Вот что порой меня тревожит.
— Я — всего лишь историк.
Она кивнула.
— Знаешь, я догадываюсь, где бы тебе лучше всего работалось.
— И где же?
— В аду! Ты был бы счастлив, как последний ублюдок, если б мог быть историком у дьявола.
Здание, занимаемое штаб-квартирой лоббистской конторы, называющей себя «Организация Баггера, Инкорпорейтед», находилась в старом городе, на Кью Стрит к западу от Коннектикут Авеню, через пару-тройку домов от головного офиса «Детей Кришны» и неподалеку от приемной знаменитого «квартета докторов от белой горячки» — группы медиков, которые пачками собирали деньги с наиболее состоятельных алкоголиков города за излечение от похмельной лихорадки.
Это был узкий трехэтажный дом из красного кирпича с полуподвалом. Что-то с ним было связано историческое — но недостаточное для того, чтобы вздуть на него цену. Даже окружное общество Охраны памятников вряд ли проявило бы беспокойство, если бы кому-то вздумалось объявить о намерении снести здание с лица земли и сделать на его месте, к примеру, платную автостоянку. Вроде бы президент Хардинг когда-то поселил в нем свою любовницу — и то ненадолго, до тех пор, пока не подыскал ей менее вызывающее жилье — чуть подальше, на 2311 по Коннектикут Авеню.
Я расплатился с таксистом и вошел в крошечное фойе. Нажал на черную кнопку с надписью «Звонок» и некоторое время ждал, что из этого выйдет. Вскоре голос с явственными металлическими нотками сказал «Да», на что я ответил: «Декатур Лукас».
«Хорошо», — сказал голос, и в следующую секунду зазвенел зуммер. На двери не было никакой ручки, поэтому я надавил на нее. Ничего не произошло, и я снова позвонил в звонок. Металлический голос сказал: «Толкайте сильней!» От более сильного толчка дверь неожиданно легко распахнулась — как если бы была оборудована противовесом. Постучав по ней, я убедился, что она-таки действительно насквозь стальная.
Я вошел в широкий холл, стены которого были обшиты старыми, хорошо отполированными, светлыми дубовыми панелями. Справа выгибался ряд ступеней на второй этаж. Слева за коричневым столом сидела юная и хорошенькая девушка — секретарь по приему посетителей.
— Мистер Лукас? — спросила она с обворожительной улыбкой.
— Да.
— Пройдите направо через эту дверь в офис мистера Каттера.
Дверь, на которую она указала, находилась за ней слева. Пройдя, я очутился в большом офисе маленького человечка, большими шагами спешащего мне навстречу. Руку он заранее держал вытянутой вперед.