Если не сможешь быть умничкой
Шрифт:
У Дейна были умные, холодные зеленые глаза, выглядывающие из-под бифокальных очков в металлической оправе. Рот — широкий и тонкий, но верхняя губа налезала на нижнюю, что придавало ему вид нетерпеливый или брюзгливый — не могу сказать точно, какой. Нос — ничего особенного, а вот густая шевелюра уже ощутимо начала редеть. Лишь на висках виднелись пушистые седые баки, выглядящие не более как дань прошлому.
В остальном он был весь из 1955 года — застегнутая на все пуговицы белая рубашка, умеренный и аккуратный галстук в тон к темно-синему костюму и черным оксфордским полуботинкам с надраенными носами. Впрочем, не исключено,
— Мы всяких похорон уже столько навидались… то есть я да Проктор, — не закрывал рта Синкфилд. — Это у нас, знаете, часть работы, да, у нас же отдел убийств, приходится ходить, а как же? Вот ходим — и этак, знаете ли, смотрим, сортируем — кто пришел, кто не пришел. Но, черт побери, что я вам все это рассказываю, мистер Дейн? Вы ж тоже по нашей части, в некотором роде?
— Да, — сказал Дейн, чуть подаваясь назад, словно норовя бочком-бочком ускользнуть. Синкфилд зажал его снова, на этот раз будто бы случайным движением плеча.
— Вот, к примеру, — сказал он, — на эти похороны девицы Эймс и мы заявились, и вы — тут как тут. Это любопытно! Вот вы зачем здесь — тоже следите, кто пришел, а кто отсутствует?
— Я только представляю моего клиента, — сказал Дейн.
— И у вас, конечно, нет желания рассказать мне, кто бы это мог быть, а?
— Не думаю, что в этом есть необходимость.
— Не возражаете, если я угадаю?
Дейн вздохнул.
— Нет, не возражаю.
— Я представляю дело так: если уж такой человек, как вы, САМ вышел из конторы, чтобы постоять тут на часах— к гадалке не ходи: клиент у него — чертовски важная шишка! А иначе б он послал сюда кого-нибудь из своих деревенских вахлаков, в пиджаке от одного костюма и в штанах от другого — что первое под руку попалось. Не так ли? Нет, уж если с нами сам мистер Дейн — стало быть, у клиента водятся деньжата, и ого-го какие деньжата! И отсюда делаем вывод, что клиент-то — не кто иной, как жена сенатора, госпожа Эймс! У старушки на счету чуть не двадцать миллионов…
— Так вы с ней уже говорили, — утвердительно сказал Дейн.
— Она — ваш клиент?
— Да. Она — мой клиент.
— Ну да, мы с ней поговорили кое о чем, — сказал Синкфилд. — Сразу после того, как убили ее дочь. Она, впрочем, никак о вас не упоминала. Вас наняли, чтобы расследовать гибель ее дочери?
— Вы знаете, что это конфиденциальная информация, лейтенант.
— Знать не знаю ни о чем подобном. Если вы нароете для нее что-то, чтоб она могла подать на развод — о да, вот это будет конфиденциально! Конфиденциальней некуда. Так над чем вы работаете — над делом о разводе?
— Считайте, как вам будет угодно.
Синкфилд расплылся в улыбке. Улыбка была крайне подозрительная, и, насколько я его знал, единственная из улыбок, которой он владел.
— Чудно, мистер Дейн. Очень приятно было побеседовать с вами.
Синкфилд повернулся ко мне.
— Ну как, все удалось подслушать?
— Сколько смог.
— Врубиться удалось?
— Думаю, да.
— Недурно работает малый — для бывшего-то счетовода?
— По-моему, его бухгалтерия была как-то связана с ЦРУ…
— Он начал с работы на ФБР, потом переключился на ЦРУ. А ты в курсе, что у него теперь?
— «Служба безопасности Дейна, Инкорпорейтед», — сказал я.
— У него сейчас сотни две молодчиков, — сказал Синкфилд. — И знаешь, откуда
— Недурной, — сказал я.
— А знаешь, с чего он начинал? Это было всего-то пять лет назад. Ему тогда уже было 40, он все еще в ЦРУ, перспектив никаких… Парочка его тамошних начальников подружилась с парой других парней, которых он знал еще по работе в ФБР, и они пригласили его на ланч. Ну, тут я точно не могу сказать — может, там была целая серия ланчей…
— Да ладно, это не важно, — сказал я.
— Ну да. Ну, как бы то ни было, эти парни ему говорят: так мол и так, дорогой Артур, мы тут вот что выяснили: оказывается, вокруг нас есть разные весьма преуспевающие люди, компании, организации всякие… И что ж их объединяет? Все они, как без вины виноватые, мучаются с разными серьезными проблемами. Им, понимаешь, позарез нужен настоящий квалифицированный сыщик. И такой, знаешь… честный — в правильном смысле, и чтоб грамотный, и чтоб манерами своими не раздражал…
Синкфилд прервался, чтобы закурить новую сигарету от предыдущей.
— А проблемы у них — очень деликатные, специфические… Такие деликатные, что к юристу или, к примеру, в полицию не пойдешь. Деликатные проблемы, которые требуют деликатного подхода. И, что интересно, хорошие люди страдают от проблем уже прямо сейчас. Такая жалость, что в городе нет никого, кого можно было бы рекомендовать для избавления от них! А вот если б вы, дорогой Дейн, организовали бы свою фирму, это было бы другое дело! Мы бы гарантировали вам постоянный поток клиентов, с настоящими деликатными проблемами… А может, говорят ему эти парни, ты ощущаешь определенную нехватку капитала? Не беда! Разве твои бывшие товарищи по службе не почтут за честь вложить в такое важное дело по несколько тысяч каждый — просто для того, чтобы дать ему первый толчок?
— Я слышал, что дела у него пошли отлично, — сказал я.
— Он в порядке, — сказал Синкфилд. — Он в полном порядке, ужасно разбогател. Эти его деревенские парни-охранники палят со всей дури во все, что движется, если оно черное. У нас с ними полно хлопот.
Джек Проктор, напарник Синкфилда, тронул его за плечо.
— Госпожа Эймс на подходе, — сказал он.
Мы обернулись и увидели длинный черный Кадиллак, медленно останавливающийся напротив ступеней церкви. Подвижный, гибкий юноша с оливковым лицом, одетый в темно-серый костюм, который все же казался не вполне униформой, выскочил с места водителя и поспешил вокруг к задней дверце.
Из машины показалась женщина — вся в черном; когда молодой человек предложил ей опереться на свою руку, она покачала головой, как бы говоря «нет». На ней была небольшая вуаль — тоже черная. Поднимаясь по ступеням, она не смотрела ни вправо, ни влево, а голову держала высоко поднятой. Сквозь вуаль я смог разглядеть красивое скуластое лицо, которое, вероятно, некогда было очень и очень хорошеньким. Я прикинул ее возраст: наверно, между 43 и 44 годами, хотя по виду столько и не дашь.
— Где ж сенатор? — спросил я.