Если не сможешь быть умничкой
Шрифт:
— Так почему ж вдруг перестала?
— Наверно, я ему надоела. Кому нужна в секретаршах кошелка тридцати двух лет от роду? Однажды он вызвал меня и сказал, что отныне я уже не его секретарь, а секретарь Кьюка.
— Кого?
— Кьюка, мистера Кьюмберса. Билл Кьюмберс. Он был на должности старшего администратора. Все звали его Кьюк. Просто, знаете, Кьюк Кьюмберс. Хотя ему это не очень-то нравилось.
— Сенатор объяснил, почему ты больше не можешь быть его секретарем?
— Он сказал, что Кьюку нужна секретарша. Та, которая у него была, вышла замуж и уволилась.
— Когда все случилось?
— Я
— Это было примерно тогда, когда он уже начал трахать Конни Мизелль?
Так, подумал я, вот тебе первый «живчик», дорогуша. Пошловатый, конечно. Посмотрим, как ты с этим справишься.
Глория Пиплз опустила глаза.
— Я не знаю, о чем вы говорите. Мне не нравятся разговоры в подобном тоне.
— Он бросил тебя из-за нее, это правда?
— Я не хочу об этом говорить!
— Почему ты закатила сегодня сцену на похоронах — потому что Конни Мизелль не дает вам видеться?
Кот по кличке Счастливчик добрался до своей хозяйки. Она наклонилась и взяла его на руки. Кот устроился на ее коленях, положив свои лишенные когтей лапы ей на грудь. Его урчание теперь разносилось по всей комнате.
— Я не хотела его тревожить, — сказала она, как бы обращаясь к коту. — Я не хотела причинять ему никаких неприятностей. Но когда Каролина умерла, я подумала, что нужна ему. Он обычно всегда приходил ко мне, когда у него случались неприятности. Я могла позаботиться о нем. Обычно он приходил сюда вечером, часов в семь или восемь, если мог освободиться пораньше. Я готовила ему ужин, и мы иногда выпивали вместе, иногда нет. И он усаживался вот в это кресло напротив, и мы смотрели телевизор или, например, он рассказывал мне о чем-нибудь, что случилось за день. Иногда мы ели попкорн. Он мог съесть его целиком, большую упаковку попкорна, всю один. Очень любил его с маслом. Он говорил здесь о своих проблемах. Ему это нравилось — говорить здесь о них. И все происходило только здесь. Мы никогда никуда не ходили. Он никогда меня никуда не брал с собой. Вот так сидели тут и разговаривали, или смотрели телевизор. Мы делали так на протяжении пяти с половиной лет, и никогда в жизни я не чувствовала себя до такой степени замужней, будь оно все проклято!
— Как это закончилось?
Она пожала плечами.
— А как все заканчивается? Просто обрывается, вот и все. Это случилось сразу после того, как он встретил ее. Я это знаю.
— Конни Мизелль?
Она кивнула.
— Сразу после этого. Он тут же пригласил меня и сказал, что Кьюку нужна секретарша, а я — самая подходящая кандидатура. Я спросила почему, а он сказал, потому что теперь будет вот так. Я сказала, что, по-моему, это несправедливо, а он сказал, что если я считаю это несправедливым, то могу уволиться. Но я не стала. Я оставалась до тех пор, пока он не подал в отставку.
— А где ж ты работаешь теперь?
— В сельхоздепартаменте. Когда работаю. Они собирались уволить меня, если я перестану показываться на работе.
— А что его жена?
— Луиза? А что жена?
— Она знала о вас?
Она снова пожала плечами.
— Теперь знает, надо полагать. Она же была на похоронах. Видела, как я делала из себя полную дуру. Но тогда она ничего не знала о нем… и обо мне. Обо мне
— Как?
— «Моё прибежище». Не слишком ласковое прозвище, да?
— Не знаю. Может, для него оно было ласковое.
Она еще раз хорошенько глотнула своей выпивки.
— Да нет, он был не мастер придумывать ласковые имена, вообще как-то выражать чувства… На него это не похоже. Во всяком случае, со мной. Может, он так делает с ней, с этой сучкой Мизелль… Но не со мной. Он, по-моему, и «милой» меня назвал раза два за пять с половиной лет. Иногда я хотела, чтобы он обхватил меня руками, сжал, обнял… И больше ничего. Просто обнял. Я бы сделала для него все, все что угодно, если бы он это сделал. Вот все, чего я хотела…
«Не горюй, милая моя, — подумал я. — Твое «все» — это все, что хочет любой из нас, сознает он это или нет. Ты, по крайней мере, теперь это знаешь».
— Каким он стал после встречи с Конни Мизелль?
— Как это? Что значит «каким стал»?
— Он изменился? Начал как-то по-другому общаться? Может, стал прикладываться к бутылке?
Она покачала головой.
— Он скорее успокоился. Да я с ним не так уж много виделась — только в офисе. Начал по-другому одеваться. Обычно он одевался по-настоящему консервативно, а тут пошел и полностью обновил весь свой гардероб. Яркие цвета. Большие широкие отвороты. Ну, ты знаешь.
— Что еще?
— Всего только месяц после их встречи — и он ушел в отставку, а Френк Сайз напечатал эту историю. А ее он с самого начала стал всюду брать с собой. Он ее из виду не выпускал — не то что меня. Брал ее с собой везде — в ресторан Пола Янга, в «Монокль», в бар «У Камиллы». Взял моду и меня иногда заставлять бронировать им места. Все было так, как будто он старался выставить ее напоказ.
— Ты когда-нибудь видела его в обществе полковника Баггера или человека по имени Каттер?
— Каттер и Баггер, — повторила она. — Это те, кто втравил его во все эти напасти. Я их видела один раз. Это было в субботу. Я должна была забрать его билет на самолет. Он вроде собирался сказать речь в Калифорнии… Я должна была захватить его билет, а потом зайти в винный магазин на Пенсильвания Авеню, чтобы обналичить для него чек. Поэтому мне пришлось в ту субботу выйти на работу.
— И на какую сумму был чек?
Она еще раз глотнула из стакана и почти осушила его.
— Я не знаю, — ответила она. — Долларов сто, наверно. Как раз, чтоб заплатить за такси, дать на чай ну и так далее.
— А как ты заплатила за авиабилет?
— По кредитке. Бланки есть у нас в офисе. Он их подписывает, я спускаюсь в «Юнайтед Эйрлайнс», они это принимают.
— То есть он свой билет не забывал? — спросил я.
— Я его отдала ему лично в руки. Что вообще у тебя за вопросы?
— Не знаю, — сказал я. — Дурацкие вопросы, наверно.
— Вы с Сайзом собираетесь все это напечатать — про меня и про него?
— Да нет, не думаю.
— А, ладно, мне все равно, будете или нет.
— Ты все еще влюблена в него, ведь так?