Если нет выбора или Герцог требует сатисфакции
Шрифт:
Арвиаль вошел в комнату графини, где заняв место у изголовья большой, сидел князь, держа в своих руках безвольную руку девушки. Герцог стиснул зубы, но не стал высказывать свои мысли, не гоже ругаться, когда рядом лежит больной. Глянул на девушку и вышел, чтобы отловить лекаря и спросить о состоянии супруги. Ему охотно пояснили, что если удастся вывести девушку из кризиса, будет жить, а пока еще что-либо рано говорить.
Ночь прошла тревожно. Князь практически не отходил от больной, и его опасения были обоснованы. Ведь кто-то из сообщников мог помочь графине уйти к праотцам, раз нашли противоядие. Вид Сесиль хоть и оставлял
Арвиаль немного поспал прямо в кресле и сейчас читал протоколы осмотра тел, кипы донесений по делу, свидетельские показания. Как же он сглупил, попросив отпуск, стараясь поймать отравителей сам. Привык, что ему всегда везло, а тут. Было стыдно так проколоться. Он с легкостью вычислил, кто в доме продавал информацию о нем, кто пользовался его деньгами, только вот они так и не вывели на убийц или заказчиков. Теперь он просто привлечет их к ответственности. Внимательно вчитался в последние показания, есть в последних трех убийствах были свидетелями лорд и принцесса. Поднял протокол вскрытия. Зачитал кучу болезней, списанных с карты приема лекаря, убедился, что этот же яд отравители давали и другим «клиентам». По крайней мере, эти три убийства можно соединить, и вызвал двух помощников, дав им задачу, подготовить все документы для суда и обвинительного приговора. Направил еще одного стража с донесением для вице-короля.
Было очень тяжело открывать глаза. Хотелось сказать слова вия: «Поднимите мне веки!» солнечный свет раздражал даже сквозь закрытые глаза. Жутко хотелось пить, в горле будто рашпилем прошлись, болела голова. Тихий голос Анны заставил меня приоткрыть один глаз, который, впрочем, сразу же и закрыла. Анна все поняла, и через несколько секунд в комнате стало темнее и комфортнее.
— Пить, — еле проговорила, и через секунду губ коснулся стакан. Пила с жадностью, вода смывала противный вкус гнилых орехов. Опять захотелось спать. Перевернулась и уснула.
Чьей-то голос мешал спать, ввинчиваясь в сознание тонкой иглой, постепенно расширяясь, пока я окончательно не проснулась.
— Леди сейчас будет много пить и спать, ей нужно обеспечить покой, абсолютно никаких волнений. Все допросы и расспросы отложите на потом.
— Ясно, — ответил голос герцога. — Я хочу, чтобы леди была защищена, поэтому в этой комнате постоянно будет кто-то из своих, а за дверью два стража. — Мне показалось, что лекарь фыркнул что-то типа «а то раньше никого не было». Во рту было как в пустыне сухо.
— Пить, — попросила я. Голос до противности слабый и тихий, как писк комара, но меня расслышали. Через секунду рта коснулся прохладный край стакана или бокала (глаза были закрыты), я попила. Попыталась открыть глаза, но это было очень тяжело.
— Сесиль, — простительные интонации в голосе герцога были для меня новостью, — пожалуйста, если можешь, открой глаза. — С большим трудом заставила себя приоткрыть глаза на половину. Лицо Арвиаля исчезало за смутной пленкой, которая то и дело
Таких засыпаний и бодрствований было несколько, пока я не почувствовала, что глаза могут открываться нормально, хоть и долго держать их открытыми тяжело. Этот раз со мной сидела Анна. Она сразу же подала мне какой-то настой, потом бульон. Я тихо спросила:
— Кто с малышами? Как они? — она, проведя по глазам платочком, слабо улыбнулась и тихо ответила:
— Все хорошо, и дома все нормально.
Когда глаза привыкли, увидела, что в кресле неподалеку кто-то спит. Я показала глазами и спросила:
— Кто это?
— Князь Лавиаль. Сейчас глубокая ночь. Он сидел целый день, выходил только поесть и переодеться. Герцог Арвиаль хотел отправить его домой, но он не согласился.
Это дало моему мозгу, все еще выводящему отраву, пищу для размышления. Герцог, похоже, здесь бывал часто. Я хорошо помнила, что он сказал, когда падала на его руки, но не верила ни единому его слову. Слишком он много меня терроризировал, чтобы так просто смогла ему поверить. Нет, сейчас я больше тяготела к золотоволосому Энну, спящему в кресле, в трех шагах от меня. Ему верю. Приятно, что не бросил, не ушел, даже спит сейчас рядом. Утром поговорю, надо узнать, что произошло.
ГЛАВА 30
Солнечный зайчик скользил по подушке, то и дело «запрыгивая» на лицо, мешая спать. Первая мысль: кто-то из моих младших балуется, пришел в гости и будит. С улыбкой открыла глаза. Оказалось все прозаически просто: Энн пил чай, сидя в кресле у окна, солнечный луч падал на металлический подстаканник, отражаясь от него, скользил по моему лицу. Но, судя по лукавой улыбке князя, это он делал специально.
— Доброе утро, Энн! — тихим, но уже не таким слабым голосом поздоровалась с женихом. Он отставил чай, подошел и поцеловал, мягко касаясь губ:
— Доброе утро, Сесиль! — он сел на край кровати, взял мои руки. Моя постель прогнулась под тяжестью его тела. — Я бесконечно рад видеть тебя в сознании. — Его губы коснулись моих рук. Он хотел сказать еще что-то, но вошла Анна. Заулыбалась при виде моего удовлетворительного состояния, и одной только изогнутой по-особенному бровью и взглядом отправила князя на место в кресло. Сама села на тот же край с миской бульона и еще чего-то. Пришлось есть. Вкус пищи мне не нравился, о чем я сообщила Анне и вошедшему лекарю. Последний сказал:
— Это результат отравления. Яд выводится организмом, но рецепторы работают со сбоем. Сам организм ослаб, однако при должном питании и уходе уже через неделю Вы сможете спокойно работать не перенапрягаясь. А через три недели совсем позабудете о происшествии. — Хотелось бы, но вряд ли такое забудется и через 10 лет.
Когда Анна вышла, а лекарь, осмотрев, пошел дальше, я обратила свой взгляд на князя и попросила:
— Расскажи, что было. Мирнирлиль арестовали?
Энн коротко рассказал, что и как было, как-то отстраненно, безлико что ли, будто ему сейчас хотелось поговорить не об этом. Я чувствовала это напряжение, не дававшее ему покоя, поэтому по окончании сухого доклада (я именно так бы назвала) напрямую спросила: