Если свекровь - ведьма
Шрифт:
— Еще чего не хватало, — проворчал Ганс с презрением, — я воевал с ним. И с французским королевским флотом тоже, — он шумно вздохнул.
Я повернула око, чтобы видеть Ганса. Он хмуро поправлял свою повязку на глазу.
— Вы были пиратом? — догадалась я. Значит, неспроста у него такой наряд.
— Я всегда пират, — непонятно ответил он.
А я вдруг обеспокоилась:
— Слушайте, пират, то есть… — я смутилась, — капитан, пока вы тут, кто за рулем?
— За штурвалом, —
— Ну да, — кивнула я.
— Фиалка, — сказал Ганс. — Не беспокойтесь, у нее тоже есть лицензия.
— А — я вздохнула с облегчением.
— А я думал, у вас автоматика, — сказал Бондин.
— Пойду заменю ее, — мрачно буркнул Ганс, — и пришлю к вам. Чтобы напоила вас кофе. Всех.
Дался ему этот кофе.
— Лучше еще немного водки, — сказала Орхидея.
— И мне, — поддержал ее Николай, но, по-моему, без особого энтузиазма, просто чтобы не отставать от подружки.
— Мы прилетаем через полчаса, — сообщил Ганс и побрел к шторкам. — Вы все равно не успеете упиться как следует.
Какой грубиян. Разве мы упивались? Так, слегка отвели душу.
— Вы же тоже едете на остров Ла Гомера? — спросил Николай.
— Да, — кивнул Бондин.
— Значит, поедем вместе, — расплылся он в улыбке. — У меня свой транспорт, на нем доберемся до Лос-Кристианоса. А оттуда ходит паром на Ла Гомера.
— Так нам еще паромом ехать? — в ужасе вскричала я. — А нельзя сразу приземлиться куда надо?
— К сожалению, нет, — сказала вездесущая Фиалка. — У капитана дела на Тенерифе.
У него дела! А у нас дела важнее! Тем более что Миша с Мелиссой на своем маленьком самолетике приземлятся прямо на этот Гомера, это уж как пить дать. Или уже приземлились? Телефон, на котором я не переводила время, показывал десять минут седьмого. Значит, они, вполне возможно, уже не только приземлились, но даже поженились!
Я глубоко и грустно вздохнула.
— Но зато рейс парома будет в четыре часа, — утешила Фиалка. — За полчаса вы доедете до Ла Гомера. И никакого промедления.
Четыре по местному… Это семь по Москве. И еще плыть полчаса…
— А может, все-таки полетим сразу туда? — попросила я.
— Ганс никогда не меняет маршрут, — сказала Фиалка. Потом наклонилась ко мне и произнесла тихо: — У него подружка на Тенерифе.
А у меня жених на Ла Гомера! Хм. Подружка?
— Она тоже привидение? — шепотом спросила я.
— Да, — покивала Фиалка. — Хотела стать его женой. Даже присутствовала на казни, когда его за морской разбой повесили.
Инспектор, который, разумеется, все слышал, даже присвистнул.
Я тоже хочу стать женой. Миши. Пока его не повесили. То есть не захомутали.
Минут
— Хоть зажуйте его по дороге.
Вид при этом у него был ужасно мрачный — я видела с помощью перстня.
— Почему он такой? — прошептала я Бондину.
Но капитан расслышал. Сказал хмуро:
— Двадцать шесть!
— Что — двадцать шесть? — не поняла я.
— Шесть часов двадцать шесть минут, — тихо пояснила Фиалка. — Медленнее, чем в прошлый раз.
— О! — произнесла я. — Но зато… полет был замечательный.
Ганс сказал:
— Угу. — Кивнул сердито и ушел в кабину.
Фиалка, будто извиняясь за его неприветливость, улыбнулась своей очаровательной прореженной улыбкой. Потом направилась к выходу, где отдала цветной чемодан Николаю и сообщила ему:
— Ваш транспорт уже выпустили.
Выпустили? Она, наверное, имела в виду… что? Наверное, что транспорт вызвали. Просто русский язык для нее неродной.
— Как это — выпустили? — шепотом осведомилась я у инспектора.
— Из грузового отсека самолета, — ответил он.
— Машину?
— Навряд ли, — загадочно ответил инспектор.
— А что?
— Увидим.
Хм. Он, похоже, знает, но не хочет мне говорить. Ладно, увидим.
Стюардесса вручила инспектору саквояж и при этом что-то прошептала ему на ухо, отчего его щеки порозовели.
А когда мы пошли прочь от самолета, стюардесса крикнула:
— Счастливого плаванья!
Мы обернулись. Она помахала рукой и окликнула Бондина:
— Дэнис? — и она покрутила пальцем, будто набирала номер на телефоне.
Инспектор кивнул. И я заметила, как он скомкал какую-то бумажку в ладони и сунул ее в карман плаща. Стюардесса ему свой телефон успела дать? Вот прохиндейка. Да и что она в нем нашла? Я украдкой взглянула на Бондина: длинный, худой как жердь, глаза дикие, волосы топорщатся. К тому же инспектор. И зануда.
Но, в общем-то, мне было не до рассматривания инспектора. Потому что и без него было вокруг много чего интересного. За летным полем, огороженным забором из сетки-рабицы, колыхали широкими листьями пальмы, столбами стояли зеленые кактусы и цвели мелкими желтыми цветами какие-то полусухие кусты. Вдалеке на пологом коричневом склоне виднелись белые домики. Все было таким чужим, будто я на Марс попала, а не была по-прежнему на планете Земля. Даже солнце здесь было другим: вместо застенчивой сентябрьской лампочки — яркий и самоуверенный летний софит.