Если так рассуждать... (сборник)
Шрифт:
Золотой камень осторожный Сизиф глубоко закопал на склоне горы шлакоотходов. Он решил не торопиться со сбытом. Лишь когда улеглись пересуды, время камня настало.
В одну из тихих древнегреческих ночей Сизиф подогнал к горе взятую напрокат грузовую колесницу. Напевая: «Была тебе квартальная, была тебе квартальная, была тебе квартальная, а стала мне — аванс!..», несун откопал сокровище. Подкупленная охрана должна была беспрепятственно выпустить колесницу с драгоценным грузом за ворота. Но неподкупный Цербер, для вида принявший подношение (три
Дальше опять был суд.
На заседание сбежалось ползавода. Сразу выяснилось, что бывалый несун организовал «сигналы», столь расшатавшие нервную систему мастера Мидаса. Ямы по территории понакопал тоже он. «Сигналы» появились, чтобы отвлечь внимание общественности, а ямы — просто от жадности.
На заседании товарищеского суда Сизиф держал себя по-свойски, без малейших комплексов.
— Больного судите! — орал он со своей скамьи.
— А что у тебя болит-то? — спросили из зала.
— Многое! Не перечесть! Всё!
— Ну, например?
— А вот, пожалуйста, — ущемляется грыжа! Ящики золотые таскать заставляли, с тех пор всю дорогу мучаюсь. Во-во, опять ущемляется… — кричал несун, хватаясь за живот. (Во время этой сцены присутствовавший в зале Зевс дал себе клятвенное обещание установить в своем тире статую Сизифа и метнуть в нее не меньше ста молний. Следовательно, уже в то время «японский» способ был значительно усовершенствован).
— А как же ты, больной, камень из ямы выкатывал? Там же тонна, наверно!
Сизиф не стал распространяться о том, что вырвал камень в порыве какого-то сладостного вдохновения. Он подсчитывал в уме, какая сумма потеряна из-за глупой непреклонности Цербера, страдая при этом столь интенсивно, что близсидящим хотелось убраться подальше.
Сизиф решительно размахивал мохнатым кулаком, подпрыгивал на скамейке подсудимых, рыдал грозным басом.
Представители цеха мраморных изделий на сей раз вступиться не решились. Фемида раскрыла рот, чтобы произнести суровый окончательный приговор, но тут со двора донесся отчаянный возглас:
— Пошло! Из пятнадцатой скважины ударил фонтан! Ура!..
Зевс выскочил из зала первым. Гигантскими шагами он несся к забору, над которым вилась и прыгала ослепительно-белая струя.
— Нефть пошла, нефть? Может, бензин? — в смятении тучегонитель хватал бурильщиков за рукава. — Ну, хоть солидольчик?..
— Не, откуда здесь нефть возьмется, — солидно отвечали бурильщики. — Вода пошла. Чистая, вкусная, похоже — минеральная. Натуральный боржом, красота!
Тучегонитель сник. Перед его мысленным взором вставали суровые лица руководителей главка. Слышался страшный голос: «Перерасход горючего покроете из личных средств. Два месячных оклада! Три месячных оклада!.. Четыре…»
Зевс знал, что так никогда не бывает, но все равно было жутковато.
Из храма заводоуправления спешила взволнованная толпа олимповцев. Впереди всех, грохоча
и т. д.
Сизиф хлопал громче всех, вопя: «Браво, тетки!» Зевс, падкий, как и все небожители, на фимиам, величественно улыбался, милостиво кивая головой, будто откопал источник лично, в нерабочее время. Морщины сбежали с его чела, страшные голоса замолкли бесследно.
— Ладно, уговорили… Сделаем здесь летний концертный комплекс. Да будет так!
— И спортивный тоже! — закричали из толпы.
Тучегонитель слегка усмехнулся, как дедушка шалостям правнука, позволил и спортивную…
Его слова, как принято писать, потонули в общих криках восторга.
Субботник провели в ближайшие выходные. На новенькой спортплощадке состоялась долгожданная заводская олимпиада. В программе было: состязания по бегу между бригадами, прыжки, метание нормального диска (специально выточенного ради такого случая в цехе амфор) и — венец соревнований — командирская эстафета с участием богов, героев и начальников цехов.
Непревзойденным во всех упражнениях был, разумеется, Геракл, только что вернувшийся из Авгиевых конюшен. Могучий герой прыгал так высоко, что едва не задел протянутый над территорией плакат с призывом записываться на курсы игры по классу кифары. После награждения он не смог сдвинуться с места — стоял в лавровых венках, как в зеленой трубе, по уши. Сверху блестели радостные глаза.
В честь победителей олимпиады хор муз исполнял с эстрады гимны и частушки. Мельпомена и Талия сплясали на бис задорную древнегреческую кадриль.
Один сменный мастер Мидас не принимал участия в общем веселье. Из окна своего закутка он глядел на ликование олимповцев и печально размышлял о чем-то. Нет, ответственность за драгоценную тару больше не тревожила сменного мастера. Оборотистый Гермес ухитрился погасить за счет золотого ящика задолженность по горючему, а заодно рассчитался за розовый мрамор с АЗЛК. В дело пошли также золотые дверь и стол.
Волновало Мидаса другое. Он все время вспоминал, как в «бане» для руководства стоял в душе-шарко и струйки воды стекали по его телу. Струйки были золотистые, они стекали вниз в вместе с ними понемногу уходил чудесный дар делать золотым все вокруг, приходило спокойствие, безмятежность, усталое безразличие…
Мидас посмотрел в настенное зеркало, и ему вдруг почудилось, что по обеим сторонам головы, медленно наливаясь тяжестью, вырастают, зреют, торчат лопухами уши — пара громадных золотых ослиных ушей..