Если вы не влюблены
Шрифт:
– Не знаю. Я вот сейчас о другом подумала – не фальсификация ли все это. Но с другой стороны – зачем тогда было тебя привлекать? Ты же не можешь выступить экспертом, дать официальное заключение. Скорее всего, люди действительно не знают, что у них в руках. С ума сойти! Ведь если нашелся неизвестный рисунок Леонардо – это же мировая сенсация.
«Знала бы ты, милая, что в действительности происходит», – с тоской подумал Наумкин. – Тут же целая куча рисунков. Если учесть те, что проданы».
Проданы! Четыре бесценных рисунка проданы за гроши! Идиот, какой идиот! Не мог удержаться, продал шедевры за бесценок!
– Что с тобой? – забеспокоилась Ольга,
– Нет, ничего. Слушай, а сколько это может стоить? Вот такой рисунок, если он и правда написан Леонардо?
– Не знаю точно, но это большие деньги. На моей памяти Леонардо не продавался и не покупался, даже на черном рынке. Впрочем, совсем недавно была история, вероятно, сопоставимая. В архивах Ватикана нашли зарисовку одной из деталей купола базилики собора Святого Петра в Риме, сделанную рукой Микеланджело. Исследователи считают, что это его последний рисунок. Не слышал? Об этом много писали. Так вот, в связи с этим газеты напомнили другую похожую историю. В 2002 или 2003 году, точно не вспомню, в запасниках Национального музея дизайна в Нью-Йорке тоже случайно был найден другой рисунок мастера. Он находился среди полотен неизвестных авторов эпохи Возрождения. Этот рисунок, как выяснилось, был куплен музеем еще в 1942 г. всего за 60 долларов. А теперь он оценивается минимум в 10–12 миллионов.
Тут Борису Леонидовичу сделалось совсем худо, и он даже застонал.
– Борь, да ты что? – испугалась Ольга. – Нельзя же принимать все так близко к сердцу. Ну, даже если он и настоящий – тебе что? Пусть твои клиенты сами решают, как быть дальше. Хотя официальную экспертизу – можно им помочь. Только подскажи им, что появление на рынке таких шедевров потребует от владельцев некоторых объяснений. И абсолютной их благонадежности. Иначе возникнут серьезные проблемы. Разговор о происхождении неизвестного шедевра – вещь деликатная. А лучше, бери-ка ты свой гонорар и живи спокойно.
Но именно с этой минуты жизнь Бориса Леонидовича окончательно и бесповоротно превратилась в кошмар.
Оля проводила Наумкина на вокзал и потребовала, чтобы тот обязательно приехал к ней на Новый год. «Если только не женишься!» – добавила она строго.
Но Борису Леонидовичу было уже не до нее. Он с трудом нашел в себе силы доиграть роль до конца. Улыбался, шутил, обещать звонить, писать электронные послания, приезжать и даже – не жениться. На это, видимо, ушли последние его жизненные силы. Мысль о том, что он попросту выбросил на ветер минимум сорок миллионов, активно завершала разрушение его уже и без того ослабленного организма.
«У вас инсульт, в тяжелой форме, с осложнениями, – услышал он мягкий женский голос. – Так что лежите спокойно, не волнуйтесь и не напрягайтесь. Мы постараемся сделать все, что возможно».
«Хорошенькое дело, – подумал Наумкин. – Какой еще инсульт? Я в больнице, это ясно. А как же дом? И где рисунки?» Эта мысль ожгла мозг, и он застонал от нахлынувшей боли. Казалось, тело разваливается на куски. Так, они сказали не волноваться. Кто сказал? Наверное врач. Хорошо, волноваться не надо, а то быстро не выпишут. Так где же рисунки? Он стал лихорадочно восстанавливать в памяти картину происшедшего. По всему выходило, что рисунки остались в том самом пиджаке, в котором он их всегда носил и который повесил в шкаф перед тем, как лечь на диван. Надо полагать, пиджак так и висит дома, а он, Наумкин, лежит здесь, в больнице. И рисунки стоимостью минимум в двадцать
Всю следующую неделю Наумкин пытался сосредоточиться, осмыслить случившееся и проанализировать свои перспективы.
Свалившаяся на него болезнь и то, как она протекала, особого оптимизма не внушали. Борис Леонидович мог шевелить лишь правой рукой, вся левая половина туловища отнялась. Говорил он с трудом, и, похоже, врачи и персонал часто его попросту не понимали. По тому, что сам он раньше слышал об инсультах, и по тому, что говорил ему сейчас лечащий врач, Наумкин понял – это надолго, скорее всего – навсегда.
– Скажите, – спросила его во время последнего осмотра заведующая отделением, – есть ли у вас близкие родственники или знакомые, готовые ухаживать за вами постоянно?
Борис Леонидович лишь отрицательно покачал головой. Из родственников у него остался один лишь племянник, с которым он не общался уже много лет. Обременять же подобными просьбами друзей и знакомых, тем более Олю, он не собирался – гордость не позволяла.
– А нанять сиделку вы сможете? А то давайте мы похлопочем, чтобы вас направили в хороший дом престарелых. У нас в области есть очень достойные, там вам будет хорошо.
Однако сама мысль об этом едва не загнала Наумкина в могилу. Какой еще дом престарелых? С ума они, что ли, сошли? С другой стороны, врачей можно было понять – не могли же они вечно держать его в больнице, а жить дома самостоятельно Борис Леонидович не смог бы никак. Хотя деньги у него теперь были, но надолго ли их хватит?
А ведь реши он проблему с рисунками, можно было бы рассчитывать не только на постоянный уход, но и на поистине королевское лечение. Но не мог же он на самом деле сказать врачам – у меня дома, в кармане, шедевры на несколько десятков миллионов долларов. Так уж не затруднитесь, возьмите их, продайте, а на вырученные деньги отправьте меня на швейцарский курорт подлечиться!
Но, проведя пару дней в тяжелых размышлениях, Наумкин, наконец, придумал, как ему действовать. Вспомнив однажды о племяннике, Борис Леонидович снова и снова возвращался мыслями к этому своему единственному родственнику. Если уж доверяться кому-то в таком серьезном деле, пусть это лучше будет родная кровь. Впрочем, других вариантов у него все равно не было.
Единственный племянник Наумкина Алексей, сын его покойной сестры, прилетел буквально на следующий день после звонка из больницы. Его домашний телефон, который удалось отыскать в недрах наумкинской старой записной книжки, по счастью, не изменился.
Когда Алексей вошел в палату, то вокруг мгновенно распространились волны силы, здоровья и жизненного успеха. Даже Борис Леонидович в его присутствии неожиданно почувствовал себя лучше. Объяснялись они с трудом – Наумкин видел, что многие из его слов племянник просто не понимает. Но, главное, им все же удалось договориться о том, чтобы перевезти Бориса Леонидовича домой и найти ему хорошую сиделку.
Толковый и энергичный Алексей быстро освоился в незнакомой обстановке, и уже через два дня Наумкин, снабженный многочисленными медицинскими рекомендациями, лежал у себя дома. Дом сиял чистотой, в спальне стояла новая, удобная кровать, у окна – новое, большое кресло и журнальный столик с газетами и книгами. «Когда начнете вставать, это будет вам на первое время рабочее место», – объяснил Алексей.