Если
Шрифт:
— Почему ты так говоришь?
— Он всегда рассказывал о людях в военном деле, и о том, что видел. О том, как люди рисковали собой ради кого-то другого. А ты даже не знала меня, Бёрд. Как я и сказал. Смелая.
— Или невероятно глупая.
Он поднял свой кусок пиццы.
— Неа, для некоторых смелость может выглядеть именно так, особенно для трусов.
— Глубокая мысль. Ты сам это придумал?
— Я бы хотел сказать да, но это звучит слишком хорошо.
— Ну, спасибо. Рада, что хотя бы один человек не считает
Он покачал головой.
— Я должен кое-что тебе сказать.
Когда люди говорят подобное — не жди ничего хорошего.
Мой желудок скрутило. Я всегда боялась, что существует что-то недосказанное, но все шло хорошо, и я убедила себя, что дело во мне — я всегда жду чего-то плохого.
— Что? — я пыталась звучать спокойно, но слова вышли с долей паники.
Эш опустил взгляд, колеблясь. Мое сердце забилось быстрее.
— Я люблю тебя. — Его бледно-нефритовые глаза встретились с моими.
Я чувствовала себя будто в фильме про супергероев, где девица в беде падает навстречу своей смерти, и затем из ниоткуда вылетает герой, подхватывает ее и взлетает в небо. Из крайности в крайность.
Эш был моим супергероем, за исключением того, что вместо сверхчеловеческой силы или способности летать, у него была суперчувствительность и волшебная кисточка.
Не знаю, почему, но я расплакалась. У меня не просто были глаза на мокром месте, по моим щекам текли слезы. Думаю, из-за того, как далеко зашел человек передо мной. Он был тем, кто даже не хотел защищать собственную жизнь, тем, кто всегда опускал голову, хотел быть забытым. А сейчас он пришел в себя.
— Почему ты плачешь? — спросил он, вытирая слезы.
— Потому что однажды ты станешь удивительным, а у меня есть возможность увидеть, как ты развиваешься перед моими глазами.
Он обнял меня и поцеловал в макушку.
— Ох, и я тоже. Люблю тебя. Уже некоторое время, — призналась я.
— Аналогично.
В ту ночь мы спали под открытым небом.
Эш
— Где Сара? — спросил я, когда проснулся.
Мама плакала в объятиях отца. Миллер стоял у подножия моей кровати, его глаза были опухшими и красными.
— Пап? — спросил я. Кто-то должен сказать мне, как Сара.
Его нижняя губа дрожала. Мой желудок ухнул вниз. Я никогда не видел своего отца плачущим. Он был сильным солдатом. Его выражение лица всегда оставалось бесстрастным.
— Эш... Сара умерла, — сказал отец. — Она не смогла.
Ноги моей матери пошатнулись, и Миллер рванул вперед, чтобы помочь отцу поймать ее.
Кап.
Кап.
Кап.
По
Я наблюдал, как мои мама, папа и брат сражались, когда вода накрывала их. Я наблюдал, как их тела дергались, когда они глотали воду вместо воздуха. В конце концов все они замерли.
Я утонул последним.
Затем снова открыл глаза. Я был сухим. Я был в объятиях ткани.
Я проснулся в маленькой палате, обитой войлоком. Все было черно-белым. В углу лежала девочка лицом вниз.
— Сара? — спросил я. — Сара? — я подбежал к ней и опустился на колени, не в состоянии перевернуть ее из-за смирительной рубашки.
Я опустился ниже, толкая Сару плечом, пока она не повернулась.
Но это была не Сара. Девушка была яркой, несмотря на тусклость всего остального. Красивая девушка с карими газами и огненно-рыжими волосами. И она была мертва.
— Не можешь уснуть? — спросила Бёрд, когда я лежал с открытыми глазами. Сны были нечастными, но время от времени они всплывали на поверхность, как подсознательное напоминание. Они не позволяли мне ничего забыть. Чувство вины отчаянно пыталось цепляться за меня.
— Не позволяй мне нарушать твой сон.
— Нет, я уже проснулась. — Берд положила подбородок мне на грудь.
— Я хорошо сплю, — сказал я, почти защищаясь.
— Я знаю. Хотя иногда ты дергаешься во сне. Кошмары?
Я не хотел рассказывать ей, что с тех пор как начались наши отношения, у меня были кошмары о ее смерти, как предупреждение держаться от нее подальше.
— Я не очень много помню.
— Хм... — сказала Бёрд, как будто не была уверена, верить ли мне.
Она провела пальцами по моей футболке. Ее игривое прикосновение было на вкус как сахарная вата. Мои ощущения были усилены с тех пор как я перестал принимать лекарства.
— Твои пальцы холодные. — Я схватил ее за руку и обернул вокруг нее свою.
Мы лежали в тишине еще немного. Я видел ее слова, прежде чем понял их смысл. Красота сверкающих прозрачно-синих и бирюзовых волн иногда отвлекала меня от звука ее голоса.
— ... мне было пять. И моя мама оставила меня на маленькой детской площадке, что примыкала к нашей церкви. Она ушла буквально на пару минут, просто повесить ящик для пожертвований. Когда она вернулась, меня не было.
Я посмотрел ей в глаза, но она опустила взгляд на мою грудь, рисуя на ней воображаемые вихри кончиками пальцев.