Эсперанса
Шрифт:
Эсперанса растянулась ничком и раскинула руки, обнимая землю. Она лежала без движения и прислушивалась.
Но ничего не услышала.
«Имей терпение, — напомнила она себе, — и плод сам упадет в твою ладонь».
Она снова прислушалась — ничего. Она попробовала еще раз — ей так хотелось услышать это биение. Безрезультатно. Сердце долины не билось. Молчало и папино сердце. Только ветер шуршал в траве.
Но Эсперанса не сдавалась — она еще сильнее прижала ухо к земле. «Я не слышу! — Она ударила кулаком о землю. —
Она перевернулась на спину, слезы ручейками потекли по лицу к ушам. Эсперанса не видела ничего, кроме необъятного неба в бело-голубых вихрях. Ей показалось, что она парит в воздухе, поднимается все выше. С одной стороны, ей это ощущение понравилось, но с другой — она почувствовала себя оторванной от земли и испугалась. Поэтому она закрыла глаза и прижала ладони к земле, желая убедиться, что эта опора никуда не делась. Ей казалось, будто она падает, летит в горячем воздухе. Она покрылась потом, но ей было холодно, голова кружилась, к горлу подкатывала тошнота. Она тяжело дышала.
Вдруг мир потемнел.
Кто-то стоял над ней.
Эсперанса быстро села. Как долго она была в темноте? Она поднесла руку к учащенно бившемуся сердцу и увидела Мигеля.
— Анса, ты в порядке?
Эсперанса глубоко вздохнула и расправила платье. Может быть, она и в самом деле парила над землей? Видел ли ее Мигель? Она знала, что ее лицо покраснело и покрылось пятнами.
— Все хорошо, — быстро ответила она, утирая слезы. — Не говори маме. Ты знаешь… она волнуется.
Мигель кивнул. Он опустился на землю. Не задавая вопросов, он взял ее за руку и остался сидеть рядом. Тишину нарушали только ее редкие отрывистые вдохи.
— Я тоже по нему скучаю, — прошептал Мигель, сжимая ее руку. — Скучаю по ранчо, Мексике, по Абуэлите, по всему. И прости меня за то, что сказала Исабель. Я не имел в виду ничего плохого.
Она смотрела на темно-коричневые и багровые верхушки гор вдалеке, и слезы текли по ее лицу. В этот раз Эсперанса не выдернула руку у Мигеля.
Они спускались по крутому участку Девяносто девятого шоссе.
— Смотри! — крикнула Исабель.
Эсперанса выглянула из грузовика. За поворотом горы раздвинулись, как будто кто-то поднял занавес, открывая долину Сан-Хоакин. Широкая долина расстилалась, словно лоскутное одеяло, сшитое из бесчисленных желтых, коричневых и зеленых пятен. Это были фермерские поля. Наконец дорога пошла вровень с дном долины, и девочка оглянулась на горы — туда, откуда они приехали. Ей показалось, что она видит лапы огромных львов, отдыхающих на гребне хребта.
Им посигналил едущий следом большой грузовик, и Хуан съехал на обочину, уступая дорогу машине. Тут же раздался сигнал следующего грузовика, потом еще одного. Мимо них проехал целый караван большегрузных машин, доверху набитых круглыми
По одну сторону от шоссе вытянулись ряды виноградных лоз — они вились по шпалерам, почти закрывая их своей листвой. По другую сторону простирались бесконечные темно-зеленые поля хлопчатника, над которыми висел молочно-белый туман. Этот пейзаж не был похож на холмистые просторы Агуаскальентеса. Здесь не было видно ни одного холма. Вид виноградников, этих бесконечных одинаковых рядов, мимо которых они проезжали, вызывал у Эсперансы головокружение, и ей пришлось отвернуться.
Наконец они свернули на восток от главного шоссе. Теперь грузовик ехал медленнее, и Эсперанса могла видеть рабочих на полях. Люди махали им, а Хуан гудел в ответ. Потом он съехал на обочину, остановил машину и указал на поле, где уже собрали урожай. Сухие виноградные грозди и брошенные дыни остались лежать на земле.
— Указатели границы поля сняты. Так что можно брать столько, сколько в силах унести, — сказал Хуан.
Альфонсо выпрыгнул, бросил дюжину дынь Мигелю, потом поднялся на подножку грузовика и сделал знак Хуану продолжать движение. Дыни, нагретые жарким солнцем долины, перекатывались и переворачивались на каждом ухабе.
Две девочки, шедшие вдоль дороги, помахали им, и Хуан остановился. Одна из них, примерно одних лет с Мигелем, влезла в кузов. У нее были черные коротко стриженные вьющиеся волосы и резкие, заостренные черты лица. Она откинулась на скамейке, заложила руки за голову и принялась с интересом изучать Эсперансу, время от времени бросая взгляд и на Мигеля.
— Это Марта, — сказала Исабель. — Она живет в лагере другой компании, там собирают хлопок. А в нашем лагере живут ее тетя и дядя, и она иногда у них останавливается.
— Откуда вы? — спросила Марта.
— Из Агуаскальентеса. Ранчо де лас Росас, — ответила Эсперанса.
— Никогда не слышала о Ранчо де лас Росас. Это город такой?
— Это ранчо, где они жили, — гордо сказала Исабель, ее большие глаза сияли. — Отец Эсперансы владел этим ранчо да еще тысячами акров земли. А у Эсперансы были множество слуг и красивые платья, и еще она ходила в частную школу. А Мигель — мой кузен, его родители работали на семью Эсперансы.
— Значит, ты принцесса, которая собирается стать крестьянкой? Где же все твои пышные наряды?
Эсперанса уставилась на нее и ничего не сказала.
— В чем дело? У тебя в горле застряла серебряная ложка? — Голос у Марты был резкий и пронзительный.
— Все сгорело во время пожара. Она с мамой приехали сюда работать — как все мы, — сказал Мигель.
Растерявшись, Исабель добавила:
— Эсперанса хорошая. У нее папа умер.
— Что ж, мой папа тоже умер, — сказала Марта. — А до приезда в эту страну он воевал во время мексиканской революции против таких людей, как ее отец, которым принадлежала вся земля.