Эссе о Юрии Олеше и его современниках. Статьи. Эссе. Письма.
Шрифт:
В стихах 1917 года Олеша также обращается к теме одесских еврейских погромов. В «Книге прощания» приведена краткая дневниковая запись Олеши о событиях 1905 года: «Погром. Сперва весть о нём. Весть ползёт. Погром, погром… Что это – погром? Погром, погром… Затем женщина, дама, наша соседка, вбегает в гостиную и просит спрятать её семейство у нас». [130]
Этот же погром, свидетелем которого Олеша стал в шесть лет, он намного раньше, чем в дневнике, описал в стихотворении «Пятый год»:
130
Олеша Ю. Книга прощания. С. 256.
131
Олеша Ю. Пятый год// Бомба. 1917. № 7.
В стихотворении «Как это происходит» Олеша продолжил тему, описав, как на одесских базарах находятся агитаторы («тёмные субъекты»), которые сеют зёрна будущих погромов в сознание простых людей:
…Верят чистые натуры,Что всему виной жиды, —И тому, что десять курыИ пятак стакан воды!Шлют строптивую ФеклушуСтать в хвосте за молоком,А она отводит душу,Голосуя за погром… [132]132
Олеша Ю. Как это происходит// Бомба. 1917. № 14. С. 6.
В седьмом номере журнала «Бомба» за тот год помещён и рисунок Олеши. На рисунке изображена школьная доска. У доски мальчик и учитель. На доске призыв тех лет (в старой орфографии): «Отречемся от стара го Mipa!».
Вместе с тем, когда Олеша писал не на злободневные темы, а обращался к лирике любви и природы, к мечтам о дальних странах, он писал в поэтике символистов, акмеистов, эгофутуристов. Как известно, сильное влияние Николая Гумилёва испытали Эдуард Багрицкий и Николай Тихонов. Под Гумилёва написано стихотворение Юрия Олеши «Гаскония»:
От смольных канатов, от бризов солёных и солнцаИзящные руки и грудь, золотясь потемнели, —Где сини, так сини весёлые очи гасконца, —И нежные пели про грудь и любовь менестрели.Пусть хвастает смелый и шутит от счастья и боли,И метит искусно по звонким забралом удары,Чтоб где-то в Париже, в лиловом атласном камзолеТак громко смеялся галантный король из Наварры. [133]Мистика символистов была чужда Юрию Олеше, но образы Незнакомок, Прекрасных Дам всё же проникали в его стихи. Вот как он описал фаворитку короля Бьянку, явившуюся в королевский дворец прекрасной Незнакомкой: «Движенья нежных рук и шелесты шелков струили запах странный… Взвевая грустный сон, неясный и туманный». [134]
133
Олеша Ю. Гаскония // Мысль. 1918. № 2. С. 1.
134
Олеша Ю. Двор короля поэтов // Огоньки. 1918. № 29–30. 18 ноября.
Олеша использовал так же и характерные, скажем, для Гиппиус и Блока, эпитеты. Сравним: у Гиппиус «пустое и бледное небо», «вечерняя заря», «безумная печаль»…; у Блока «бледные тучки», луна – «спутник бледный земли», «ранняя утренняя заря», «тоска безбрежная», «острожная тоска»…; у Олеши той поры можно найти: «месяц… печальнобледный», «в августе… парк печальней», она – «печальна и прекрасна», «бледная луна», «бледный небосклон», «гаснущая заря», «последний закат»… Привожу эти параллели ни в коем случае не для того, чтобы уподобить скромные поэтические опыты Олеши тех лет стихам литературных
Более прямолинейное ученичество Олеши находим в довольно большом списке его ранних стихов, созданных в подражание Северянину. Можно ли было молодому человеку не быть очарованным творчеством столичной знаменитости, которая собственной персоной пожаловала в Одессу с поэзо-концертом? Особенно побывав на этом концерте?
«Это было в Одессе, в ясный весенний вечер, когда мне было восемнадцать лет, когда выступал Северянин – само стихотворение, сама строфа. Правда, я был тогда очень молод; правда, это было весной в Одессе… Эти два обстоятельства, разумеется, немало способствовали усилению прелести того, что разыгралось передо мной. Заря жизни, одесская весна – с сиренью, с тюльпанами – и вдруг на фоне этого вы попадаете на поэзо-концерт Игоря Северянина…», – ностальгически вспоминал Олеша в своих записях. [135]
135
Олеша Ю. Ни дня без строчки // М.: Советская Россия, 1965. С. 123–124.
В 1917 году в журнале «Бомба» Олеша печатает «Сиреневое рондо», «Письмо истеричной женщины», «Письмо с дачи», «Письмо из степи», в 1918-м – «Письмо» в том же журнале, «Триолет» в журнале «Огоньки», «Настроение "Fleur d'amour"» (Из интермедии «Сон кокетки») в журнале «Фигаро»… В этих стихах – «красивая», придуманная жизнь. Восторженно, без тени иронии Олеша пишет о «роковом» герое, расточающем комплименты дамам в «загородной кофейне»:
На открытой верандеВы сидели в компаньиПрипомаженных дендиИ раскрашенных дам…О самовлюблённой героине, «стройной и загорелой», которая поёт голосом «контральто», живёт на даче с мамой, поэт пишет от её лица:
Вечером я на вокзале,Тонная, с шёлковым газом.Дачные франты с хлыстамиПросятся: дайте по розе нам,Здешних девиц обступившиОдеколонным оазом…Героини этих стихов не всегда элегичны. Они бывают яростно ревнивы:
Мне хотелось поднятьсяИ перчаткой Вас больноОтхлестать по лицу!Их сжигают экзотические страсти:В быстрокрылом мотореПолетели б, целуясь,В Кордильеры, на Цейлон,А потом в Сингапур!Наиболее «северянинское», пожалуй, «Настроение "Fleur d'amour"», где воспета роковая, жестокая и равнодушная
«синьора» (похоже, царских кровей), скучающая «под опахалами», играющая «в парке с арапчатами»:
Fleurs d'amour – любви цветыFleurs d'amour – цветы влюблённости,Но любви без благосклонности,Но любви без слов на «ты».Расцветают купы розЗа чугунными оградами,Кто пленён моими взглядами,Тот узнает сладость слёз…Чтобы вести разнеслиПро синьору синеокую,Равнодушную, жестокуюК дальним странам корабли,Чтоб следить весёлых псовЗа тяжёлыми воротами, —Как осенними охотами,Двор меня развлечь готов…На балу, в чудесный час,Увидать под опахалами,Как руками, чуть усталыми,Я, скучая, мну атлас…Как прекрасна в вальсе яИли в парке с арапчатами,Где цветами непримятымиПоступь лёгкая моя… [136]136
Олеша Ю. Настроение «FLEURS D'AMOUR» // Фигаро. 1918. № 21. С. 6.