Эстер Уотерс

Мур Джордж Огастас

— Но это же холодная вода, — сказала Эстер, выходя из своего столбняка, порожденного отчаянием. — У ребенка обязательно начнутся рези в животе.

— А где я возьму горячей воды? Сейчас погрею бутылочку перед огнем, и все будет как надо.

Не спуская глаз с Эстер, миссис Спайрс подержала бутылочку перед очагом и, надев на нее соску, сунула ребенку в рот. Вскоре из колыбельки донесся жалобный плач.

— Этому бедняжке с первого дня все худо и худо. Не удивлюсь, если он скоро помрет, — может, и до утра-то не протянет. Вот он какой плохонький стал. Что ни говори, а жаль их, хоть и понимаешь, что нет им места на земле. Бедные ангелочки умирают даже некрещеными.

— Этого ребенка и не крестили даже?

— А кто ж его будет крестить?

— Окрестить каждый может. Я его окрещу. Найдется

у вас вода?

Миссис Спайрс наполнила водой таз.

— Вода совсем холодная, — сказала Эстер. — Это может убить ребенка.

— Ну так обойдется без крещения. Нет у меня горячей воды, — сердито отрезала миссис Спайрс.

Эстер взяла таз, окунула пальцы в воду и, побрызгав водой на ребенка, произнесла:

— Во имя отца и сына и святого духа я, Эстер, окрестила тебя.

— Ну, такое крещение немногого стоит.

— По-вашему, значит, только то крещение годится, когда с погружением в купель?

Миссис Спайрс только пожала плечами и принялась готовить ужин для своего супруга. Несколько раз она порывалась что-то сказать, но не решалась. Эстер, признаться, ставила ее в тупик. Действительно ли она так любит своего ребенка, что это поможет ей преодолеть все трудности, или это преходящая привязанность молодой матери, которая угаснет под бременем невзгод, утратив весь свой первоначальный пыл? Миссис Спайрс не раз слышала такие же речи от других матерей, но, когда тяготы жизни обрушивались на их плечи, они поддавались соблазну избавиться от своей обузы. Миссис Спайрс не верилось, что Эстер не такая, как другие. Если повести себя с ней умно да осторожно, она в конце концов поступит так же, как те. И все же сделать Эстер откровенное предложение у миссис Спайрс не хватало духу, что-то ее удерживало. А упустить Эстер ей тоже не хотелось — пять фунтов на земле не валяются. Три колыбельки приносили каждая по пять фунтов. Если Эстер можно будет урезонить, доход с колыбелек возрастет до двадцати фунтов, а деньги нужны были миссис Спайрс позарез. Наконец алчность еще раз развязала миссис Спайрс язык. Она снова заговорила о матери умирающего ребенка; она старалась изобразить себя в роли ее ангела-хранителя. Если бы не она, что бы эта бедная девушка делала? Ведь она всех своих ребятишек приносила к ней.

— И они все умирали? — спросила Эстер.

— Все. Да туда им и дорога, — сказала миссис Спайрс, позволив своему нетерпению на мгновение возобладать над осторожностью. Что, в конце концов, эта нищая потаскушка издевается над ней, что ли? Тоже мне принцесса, пришла сюда нос задирать. Ну, не на такую напала, она ее в два счета поставит на место. Но тут миссис Спайрс увидела, что Эстер плачет. Слезы миссис Спайрс всегда считала добрым знаком и поэтому решила еще разок попытать счастья. — Чего же ты ревешь? — спросила она.

— Ах, я даже не знаю, где мне сегодня приклонить голову, — сказала Эстер. — У меня осталось всего три пенса, и ни единой близкой души на всем свете.

— Ну, вот что. Ты меня слушай, я дело говорю. Чего ты на меня уставилась, будто я тебе враг? Я ведь не одну бедную девушку выручала из беды и тебе тоже помогу, если не будешь дурочкой. Сделаю для тебя то, что сделала для других. Дашь мне пять фунтов…

— Пять фунтов? Да у меня всего несколько пенсов.

— Ты слушай меня. Ступай назад к своей хозяйке, она тебя примет обратно, — ребенок у нее поправляется на твоем молоке, а ей больше ничего не надо. Попросишь у нее вперед пять фунтов, она даст, если ты скажешь, что это нужно, чтобы освободиться от ребенка, — они все страсть как не любят, когда их кормилицы тоскуют по своим собственным, им нужно, чтобы они их совсем забыли. Они первым делом спрашивают, жив ли ребенок, и не очень-то любят нанимать кормилиц с живым ребенком, так что будь спокойна, она даст денег, если ты скажешь, что нужно заплатить кому-то, кто согласится усыновить ребенка. Ты так ей должна сказать.

— А вы за пять фунтов навсегда освободите меня от моего ребенка?

— Ну да. А если потом ты снова захочешь устроиться кормилицей, я и от второго ребенка помогу тебе освободиться, за ту же цену.

— Вы злая, негодная женщина! Чудовище!

— Потише, потише!.. Чего это ты вдруг на меня налетела? Только потому, что я предложила подыскать человека, который усыновит

твоего ребенка?

— Неправда это, вы совсем не то сказали. Не успела я перешагнуть порог, как вы принялись уговаривать меня убить моего ребенка, как вы убиваете всех этих несчастных, что лежат тут у вас в колыбельках.

— Врешь ты все, да только не желаю я с тобой спорить. Заплати мне, что положено, и убирайся отсюда. Слышишь, уходи из моего дома!

Однако Эстер, против ожидания, не оробела. Крепче прижав ребенка к груди, она сказала:

— Я заплатила вам, что следовало, и даже с лихвой. Вы получили от миссис Риверс десять шиллингов на доктора и не подумали его позвать. Дайте мне пройти.

— Нет, ты сначала мне уплати.

— Что тут за крик? — спросил высокий рыжебородый мужчина, появляясь в дверях. — Никто не уйдет отсюда с ребенком, пока не уплатит, что положено. На кого это ты тут кричишь? Если ты думаешь, что я позволю тебе оскорблять мою жену, так это мы еще посмотрим. Не на таких напала.

— Я заплатила все сполна, — сказала Эстер. — А вы оба самые настоящие убийцы. Вы хотите убить моего несчастного ребенка, чтобы получить пять фунтов, да только не бывать этому.

— Возьми свои слова обратно, не то ты у меня получишь! — сказал мужчина, замахиваясь на Эстер кулаком.

— Помогите, помогите, убивают! — закричала Эстер. Она метнулась к выходу, но мужчина схватил ее за горло, прежде чем она успела крикнуть снова. Эстер показалось, что ей пришел конец.

— Отпусти ее, отпусти! — взвизгнула миссис Спайрс, повиснув на руке мужа. — Не хватает еще, чтобы пришла полиция.

— Полиция! Да плевал я на полицию! Пусть заплатит, что следует.

— Ладно, Том, брось. Там мелочь какая-то. Пусти ее. Ну ты, катись отсюда! — сказала миссис Спайрс, оборачиваясь к Эстер. — Мы не желаем иметь дело с такими, как ты.

Муженек, проворчав что-то, отпустил Эстер, и она бросилась к выходу. Стрелой промчавшись по деревянным ступенькам, она выбежала на улицу. Испуг ее был так велик, что, увидав в окне трактира мужчин с пивными кружками в руках, она снова пустилась бежать. За углом была извозчичья биржа, и, боясь попасться на глаза извозчикам и всяким праздношатающимся, она перебежала на другую сторону улицы. Сердце у все колотилось, мысли путались и она не сразу опомнилась и поняла, что идет, сама не зная куда. Она остановилась, чтобы спросить дорогу, и только тут до ее сознания дошло, что идти ей некуда.

Ей придется провести ночь в работном доме, а потом? Что будет дальше, она не знала… Мысли у нее шли вразброд, и она снова потеряла дорогу. Какие-то отрывочные, непрошеные воспоминания роились в ее мозгу, а она все шла и шла… Остановившись на мосту, она положила младенца на перила и окинула взглядом ночной Лондон — синюю даль, и золото огней, и широкий простор реки, катящей, катящей, катящей свои воды. Мерцающий звездный купол над головой был как из сказки, и она чувствовала себя затерянной в этом огромном сказочном мире. Неужто так ей и суждено умереть — и ей, и ее ребенку — в этом чужом, бесприютном городе, под сиянием этих звезд? Почему так жестока к ней судьба? Работный дом, работный дом, работный дом! Ей показалось, что она сходит с ума. Сделав над собой усилие, она постаралась привести свои мысли в порядок. «Почему, в конце концов, не пойти и работный дом на одну ночь?..» Ей-то самой работный дом был не страшен, но идти туда с ребенком! А если такова божья воля?.. Может быть, все еще обернется к лучшему. Самоутешения эти были напрасны, и она брела по набережной, чувствуя, что не в силах принять неизбежное. Ночь была прохладная. Эстер поплотнее закутала ребенка в шаль и еще раз попыталась убедить себя, что ей надо искать пристанища в работном доме. Она поглядела на бледную тусклую луну, плывущую высоко в небе, потом на огни набережной, золотыми кинжалами рассекавшие мрак над рекой, и голова у нее закружилась. Работный дом, работный дом! Что такое она совершила, чтобы он выпал ей на долю? А главное, за что страдает этот невинный малютка, чем он-то, бедняжка, заслужил такую участь? Ей казалось, что если только она хоть раз переступит порог работного дома, то уже останется там навсегда, и тогда она и ее ребенок превратятся в обыкновенных нищих. «Но что же мне делать?» — в отчаянии, как безумная, спрашивала она себя, опустившись на скамейку.