Эта война еще не кончилась

Бабкин Борис Николаевич

Идрис молча отдал ему справку.

– Командир послал.

Денис увидел вышедшую из дзота молодую женщину в камуфляже. «Сучка!» – зло подумал он.

– А эти кто? – спросил блондин, рассматривая через стекло пассажиров.

– Люди Басаева, – ответил Идрис.

– Слышал, – кивнул блондин. – Ребята под смертью ходят. – И махнул рукой: – Двигай.

– Двинуть бы тебе, сучара! – пробормотал Бабич.

– Сейчас свернем налево, – трогая «Ниву», сказал Идрис, – заедем во двор бывшей продовольственной базы. И все, машину оставляем. Я зайду к знакомому. Если у него все нормально, переждем, а утром, пораньше,

попытаемся пройти. Река там, – он махнул рукой влево, – за этими домами. Если не вернусь, – спокойно проговорил он, – думайте, как быть, сами. Меня ждите десять минут. Не будет – сразу уходите. А если услышите выстрелы – тем более. В бой не ввязывайтесь. Здесь у боевиков первая линия обороны, уйти не дадут. И еще, – опередил он пытавшегося что-то сказать Дениса, – будет лучше, если вы пойдете по реке как террористы. Двое русских, две чеченки, и главное – с вами девочка. Так что если будут останавливать, не сопротивляйтесь. Сразу же объясните, что идете по поручению Басаева. Проверять скорее всего не станут. Только говорите понастойчивее.

– А ты себя, кажется, уже похоронил, – недовольно заметил Борис. – Тогда на кой хрен пойдешь? Давай думать вместе. Без тебя нам будет гораздо труднее.

– Я должен, – сказал Идрис.

Машина въехала в покосившиеся ворота и остановилась возле кирпичного здания. Стена была пробита в двух местах. Ворота вырваны.

– Здесь база продовольственная была, – объяснил Идрис. – Сейчас все вывезли. Запасаются продуктами на случай штурма. Не забудьте, что я сказал. Здесь не оставайтесь, ждите десять минут. Я должен вернуться.

Все вышли.

– Я пить хочу, – робко попросила Маша.

Денис достал из сумки яблоко.

– Водички… – Девочка покачала головой.

Он протянул фляжку. Борис смотрел вслед уходящему Идрису.

– Так, – кивнул он. – Давайте прикинем варианты, если он не придет. Время четырнадцать восемнадцать. Ждем до полтретьего. А потом что делать будем?

– Давай загоним машину в здание, – предложил Денис. – И там пересидим. Ведь если нас сейчас засекут – хана! А там хоть продержимся в случае чего с часик. Вместе оно и погибать веселее. А поодиночке разбежимся, и кто знает, что будет. Раненным возьмут, и будешь Богу молиться. Вместе – так кто-нибудь и пристрелить успеет.

– Верно, – согласился Бабич, – загоняй тачку.

Денис залез в машину. Бабич услышал короткое ругательство.

– Ключ взял? – догадался он.

– Да.

Денис достал нож, перемкнул провода и завел машину. Задом въехал в проем. Все зашли внутрь. Денис вышел из машины и хотел что-то сказать, но тут раздался отчаянный крик девочки. Борис сорвал с плеча автомат, прыгнул и, присев, загородил ее собой. Денис страховал вход. Девушки с винтовками держали каждая свою сторону. Бабич подошел к Маше, осторожно взял ее за плечи и повернул. Денис посмотрел туда, куда глядела девочка. Вдоль стены на спущенных с балок веревках висели четыре трупа. Открытые рты, вывалившиеся языки, неестественно вытянувшиеся тела. Девушки отвели плачущую навзрыд Машу к машине.

– Выбрали местечко, – буркнул Борис.

Калмыков усмехнулся и пошел к повешенным.

– Дня три висят, – услышал Бабич, – запаха еще нет. Похоже, все чеченцы, – удивленно добавил он. – Хотя нет, один точно славянин. Худые, рабы, наверное… – Ему странно было произносить это слово, до сей поры встречавшееся

ему только в учебнике истории.

– Пойду ждать Идриса, – сказал Бабич и вышел.

Денис забросил автомат за спину и полез на балку. Передвигаясь по ней, он поочередно отрезал веревки. Трупы повешенных глухо ударялись о землю. Потом он спустился и взглянул на тела. Рядом лежали бумажные мешки. Денис взял четыре и поочередно закрыл мешками лица трупов. Пошел к машине.

Девушки что-то говорили сидевшей между ними тихонько плачущей Маше.

Денис закурил. В ворота вошел Бабич. Увидев лежащие с закрытыми лицами трупы, подошел к девочке.

– Маша, они спрыгнули. Вот гады, – он потрепал ее по волосам, – напугали девчонку! А сами спрыгнули и ушли…

– Я видела, как дядю Васю вешали, – всхлипнула Маша. – Потом маму забрали. Они мертвые.

– Я бы их только за это, – пробурчал Денис, – за ноги подвесил! За отобранное у детей детство. Неужели и у них дети есть? Радуев ведь комсомольским вожаком был, потом в обкоме партии работал. Басаев тоже в советское время рос. Откуда в них это?

– Пошли, – услышали они голос Идриса, – до утра переждем, только не надо стрелять, – улыбнулся он Бабичу. – Человек наш, но он у ваххабитов работает.

– Разведчик, – буркнул Бабич, – Абель.

– Машину куда? – спросил Денис.

– Пусть здесь стоит. Вы правильно сделали, что загнали ее.

– А как ты ее взял-то? – поинтересовался Бабич.

– Сказал, что для борьбы с неверными, – засмеялся Идрис. – Водитель сразу отдал. Она скорее всего угнанная. Сейчас хозяева на машинах не ездят.

– Ты приехал! – улыбнулся плотный и спросил: – Зачем тебе они?

– Считай. – Худощавый чеченец протянул ему деньги. – Мне надо отвезти их на место.

– Охрану дать? – пересчитывая доллары, спросил плотный.

– У меня с собой двое.

– Забирай, – сложив стодолларовые купюры вместе и замотав их в платок, кивнул плотный. – Если понадобятся снова, обращайся. Правда, сейчас здоровых не будет. Да и вряд ли вообще будут. Боевики пленных не отдают, война… – Он вздохнул: – Такие деньги теряются!

В глазах худощавого промелькнула злая усмешка.

– Выводите этих! – крикнул плотный.

Двое бородатых чеченцев с автоматами пошли к двери погреба. Худощавый отправился к стоящей у ворот машине. Из нее вышли двое крепких парней с автоматами. Он молча кивнул.

– Досталось ребятам, – заметил один.

Худощавый увидел двух еле передвигающих ноги парней. Длинные грязные волосы, многодневная щетина, худые, бледные от нехватки света, питания и избытка лишений лица. Двое от машины пошли навстречу.

– Куда нас? – спросил Сашка.

– Кто знает, – глухо отозвался Юрий.

Парни, оттеснив боевиков, медленно шли за ковыляющими, поддерживающими друг друга солдатами.

– Ты понимаешь, – горячо проговорил невысокий чеченец в овчинной безрукавке, – что будет, если придут боевики? Они сожгут дом, убьют нас.

– Я не нарушу закон гор, – негромко, но твердо сказал старик с посохом. – Я никогда не был в ладу с законом, – в его глазах мелькнуло лукавство, – но свой закон, обычаи, которые остались нам от предков, не нарушал и не нарушу. Русские никогда не были мне врагами. А настоящий горец и врага не оставит в беде.