Эта жизнь неисправима
Шрифт:
Однако, приняв БДТ, Георгий Александрович не тотчас позвал за собой Гая, а когда все-таки позвал или принял в расчет Гришино стремление, то уже на вторые, а не первые роли, о чем, судя по некоторым свидетельствам, его и предупредил. То есть речь шла об укреплении вторых ролей в БДТ артистом первого положения из Ленкома, и ему самому предстояло решить, согласен он на новые условия или нет.
Пожалуй, это и был для Гриши первый удар.
Попробуй-ка сделать такой выбор: остаться одному в обезглавленном Ленкоме или продолжить совместную с Гогой творческую жизнь, но уже на втором плане...
И
Гай всегда был настоящим добытчиком и кормильцем. Он первым вскакивал по утрам, чтобы приготовить кашу для маленькой Насти. Принести же домой что-нибудь вкусное было для него постоянной задачей...
Читателю, не изучившему наших времен, полезно узнать, что добывание дефицитных продуктов было актуально в живой повседневности, и мужчина, содержащий семью, по праву гордился, доставив в зубах и положив перед детенышем свежесхваченную добычу.
В постоянной охоте использовались как индивидуальные, так и коллективные навыки, и здесь трудно переоценить роль заказных или шефских концертов силами артистов БДТ перед работниками советской торговли.
Гастроли 1970 года протекали в приподнято-дружеской атмосфере празднования 40-летия Советского Казахстана, а БДТ играл роль юбилейного подарка от Российской Федерации. Имеется в виду встреча коллектива лично с Первым секретарем ЦК Компартии Казахстана т. Динмухамедом Ахмедовичем Кунаевым и вытекающие отсюда последствия в виде спроса на концерты в выдающихся трудовых коллективах республики.
В центральном гастрономе Алма-Аты театр представляла творческая бригада, возглавляемая лауреатом Государственной (бывшей Сталинской) премии Григорием Гаем. Вначале Гриша излагал краткую историю рожденного революцией первого советского театра, подчеркнув, что после вступительных слов Александра Блока и знаменитых "Разбойников" Шиллера матросы шли штурмовать мятежный Кронштадт. Затем Людмила Макарова и Владимир Татосов исполняли свой шлягерный номер рассказ В. Катаева "Жемчужина", поставленный Александром Белинским, где Люся играла разборчивую морскую рыбку-невесту с жемчужиной под плавником, а Володя сразу несколько ролей, включая морских коньков, молодого дельфина-жениха, старого краба и пожилого электрического ската - ювелира, который в конце концов определял, что у стареющей и переборчивой невесты выросла вовсе не жемчужина, а бородавка. Вслед за Макаровой с Татосовым шел Николай Трофимов с рассказом Михаила Зощенко "Стакан", который, ввиду бесконечных его повторений, все участники концерта знали наизусть, а затем - снова Гай, на этот раз с художественным чтением Владимира Маяковского: "Стихи о советском паспорте", лирика, и, в заключение, "Шесть монахинь"...
Накануне концерта сильно кутили, поздно легли, а Гастроном захотел получить порцию драматического искусства пораньше, чуть ли не в 8 часов утра.
Перед началом в кабинете директора, несмотря на головную боль, Гриша завел целенаправленный диалог о дефицитных яствах, которые концертная бригада, разумеется, оплатит, причем Гай помимо юбилейных колбас и печени трески особенно интересовался говяжим языком в банках.
Устроительница
– Кто рано ивстае-ет, тому Бог дайе-от, - пропела уполномоченная.
Гриша деловито уточнил:
– А говяжий язык в банках?..
– Бу-у-дит, и все бу-удит, - спела уполномоченная.
Концерт пошел весело и с подъемом, несмотря на неурочное утреннее время и то, что местом действия был выбран сыроватый подвал, уставленный огромным количеством таинственных ящиков. И вступление, и "Жемчужина", и "Стакан" вызвали горячие аплодисменты, наконец Гриша своим революционно-обворожительным басом проник в женские сердца вместе с лирикой и перешел к "Шести монахиням", после чего должен был последовать финал с общим славянским поклоном и переходом к дефициту.
В заключающем концерт стихотворении великого пролетарского поэта содержались пророческие слова:
Мне б язык испанский!
Я б спросил, взъяренный...
И едва Гриша подошел к патетическому мгновению, как Володя Татосов в качестве суфлера подбросил ему из-за ящика: "Мне б язык говяжий..."
И тут, не в силах преодолеть роковой подсказки, Гриша, а за ним и вся бригада согнулись пополам от сумасшедшего хохота...
И говяжий язык, и все остальное предназначалось Настеньке.
Ну, что тут объяснять? Младшая, долгожданная...
Последняя Гришина женитьба имела свою предысторию. Артист Р. по дружбе был представлен избраннице задолго до брака, когда она еще не обладала всей полнотой единоличной власти над Григорием, и их роман из тайного подспудно и постепенно превращался в явный.
Ирина была намного моложе Гриши, тогда как ее предшественница, тоже Ирина, была намного старше его. Первую взрослую дочь его тоже звали Ириной, так что Настенька нарушила именную семейную традицию и, появившись на свет не только по любви, но и по закону, стала средоточием жизни и тем самым любимым детенышем, которому Гриша, вскакивая с утра, варил кашку и таскал добычу в зубах...
Жизнь его обновилась, и сам он помолодел, это было заметно, и автор не исключает того, что новая семья в его сознании несколько оттеснила все остальное, может быть, даже и сам театр.
Оттого ли, что ей пришлось долго ждать, или просто по молодости, Ирина, переехав вместе с матерью из Пушкина в опустевшую Гришину квартиру в Тульском переулке, открыто взяла в руки всю семейную власть; во всяком случае так показалось Р., который, как свидетель прежних отношений, был ею от дома вежливо отлучен...
Тем тесней и откровенней сплотила его с Гришей общая гримерка. Ни у артиста Р. от артиста Г., ни у Г. от Р. секретов не было, и поэтому все дальнейшее Р. переживал вместе с Гаем по мере развития непредусмотренных событий.
Однажды Гришиной Ирине досталась путевка в Болгарию, на Солнечный берег, куда она и уехала отдыхать, кажется вместе с Настенькой. Там и возникло знакомство с немецким предпринимателем Х., тоже старше ее, однако моложе Гриши, взволновавшее ее настолько, что Ирина не стала делать из него секрета.