Эта жизнь неисправима

Рецептер Владимир Эммануилович

Переписка с иностранцем, привлекшая естественное внимание компетентных органов, шла по домашнему адресу, на тот же Тульский переулок...

Мальчишкой господин Х. успел повоевать в составе вермахта, затем основал какое-то дело, женился, вырастил детей и похоронил жену. Будучи свободен и вдов, он, как и Гриша, увидел в Ирине новое продолжение жизни и честно предложил ей руку, сердце и переезд на постоянное жительство в портовый город Гамбург...

И она честно приняла это предложение, поставив Гришу перед суровым фактом.

Конечно,

обоим было тяжело, особенно ввиду того, что приходилось делить любимую Настеньку, но Грише было больнее: выбор оказался не в его пользу, и, не беря на себя права заедать чужой век, он дал жене развод и скрепя сердце приобрел взрослый и детский авиабилеты до Гамбурга.

Очевидно, здесь читатель может обнаружить в тексте следы остаточной аберрации, вызванной тем, что артист Р. в те времена совершенно не умел быть объективным и, болея за Гришу, не чувствовал такого же драматизма с противоположной стороны; он был моложе, беспощаднее к женщинам и безапелляционнее, чем теперь, хотя его сегодняшним критикам будет трудно в это поверить...

Во время полета какой-то попутчик подсказал Ирине: мол, нынешние советские правила таковы, что стоит ей с ребенком выйти из самолета и ступить на землю Гамбурга, как обратный путь будет навсегда заказан, а, если она, мол, не покинет самолета и дождется обратного вылета, то еще можно будет все отыграть назад...

И они с Настенькой не вышли из самолета и вернулись домой, где их, естественно, принял Гриша, настраивавший себя на последнее одиночество и с радостью оплативший обратный маршрут.

Этот эпизод явно свидетельствует о том, какое раздвоение томило бедную Ирину, хотя в те времена Р. не мог этого оценить.

Однако история тем не окончилась, потому что господин Х. не оставил своей мечты и стал еще активней писать и звонить на Тульский переулок из Гамбурга.

Более того, он сам прилетел в Ленинград, попросив личной встречи у Григория Аркадьевича Гая.

Что было делать?

Гай согласился, а господин Х. пришел не один, а в сопровождении консула Федеративной Республики Германия, и они вдвоем стали убеждать Гришу, что это и есть та редкая любовь, о которой писали не только Шиллер и Гете, но и русские классики, - и именно господин Гай мог бы освятить новый союз, чистосердечно благословив свою нерешительную супругу.

Насколько помнит Р. по рассказу Григория, встреча произвела на него особенное впечатление, так как частный случай перерастал в событие международное, а может быть, и глобальное, и от Гриши Гая частично зависело теперь не только преодоление тяжких последствий Второй мировой войны, но и как знать!
– начальное разрушение железного занавеса.

В конце концов браки совершаются на небесах, говорил он мне...

Агитировать Ирину Гриша, конечно, не взялся, но обещал господам визитерам дать возлюбленным возможность последней встречи.

Встреча состоялась.

По ее убедительным результатам пришлось покупать

новые билеты до Гамбурга, и Гай пережил второе расставание. Как он ни старался не падать духом, теперь это ему удавалось не вполне.

Стоит ли говорить о мелочном побочном эффекте события: в связи с выездом старшей дочери в страну Израиль, а жены - в Федеративную Республику Германия, артист Гай перестал рассматриваться как кандидат в любые зарубежные гастроли и окончательно утратил доверие партийных, советских и компетентных органов.

Долго ли, коротко ли текло время, но Настенька успела прекрасно овладеть немецким языком, а Ирина - несколько разочароваться в своем суженом. Кажется, ей пришлось много работать и огорчаться по разным семейным поводам, она болела, и ей пришлось сделать операцию.

И вот, по прошествии нескольких лет, Гриша узнал, что Ирина с Настенькой хотели бы вернуться, и, если он не возражает, то именно к нему, в Тульский переулок, для воссоединения разрушенной прежде семьи...

И Гриша тотчас согласился, проявив такое супружеское благородство, терпимость и широту, которое было христианнейше описано еще Львом Толстым в романе "Анна Каренина" и на какое, конечно же, не был способен его узколобый, ревнивый и амбициозный коллега, артист Р.

Роли Призрака и Первого актера в "Гамлете" Козинцева озвучивал Гриша Гай, и призрак актерской трагедии стал вмешиваться в его судьбу.

То он опоздает на выход, то вовсе прозевает его...

То спутает партнеров и скажет текст из другого спектакля...

То уйдет за кулисы, прежде, чем окончится сцена...

Не тот костюм, не те времена, а он опять императорский библиотекарь, о, Господи!..

Наконец, Гришу отстранили от всех спектаклей, и он стал жить под домашним присмотром. И младшая дочь была уже рядом, и жена как будто здесь, а он все искал выхода из положения...

Однажды его пришел навестить Володя Татосов, который успел оставить БДТ и устроить свою актерскую жизнь по-новому. Но, увидев его, Гриша поднялся:

– Мне пора...

– Постой, я пришел к тебе в гости, а ты меня бросаешь, - сказал Володя.

– Я иду играть "Амадей", - разведя руками, сказал Гриша.

– Позволь, но за тебя ввели другого артиста...

– Это неважно, - сказал Гриша.
– Я приду пораньше, надену свой костюм и буду играть... Или отниму костюм силой!..

– Постой, подожди, - просил Татосов, но Гриша был тверд и вышел из квартиры.

Валерию Караваеву, новому исполнителю роли Ван-Свитена, директора императорской библиотеки, Гай позвонил из автомата:

– Валера, это ты?
– спросил он.

– Я, - ответил Валерий.

– Пожалуйста, не приходи сегодня играть Ван-Свитена, я сам его сыграю, сказал Гай.

– Гриша, - сказал Валерий, - в расписании стоит моя фамилия, и не мне решать такой вопрос, ты же знаешь, наше дело солдатское...