Этика. Учебно-методическое пособие
Шрифт:
переживания немыслимо подлинное существование. Иначе можно говорить
лишь о растительном, бездумном пребывании в реальности. Метафизический
страх погружает человека в самые немыслимые состояния, он порождает образы
ужаса. Страх, как отмечает Ю.М. Лотман53, присущ не только человеку любой
культуры, но и животным, но кроме страха существуют и специфически
человеческие, сформированные культурой механизмы, гарантирующие
соблюдение нравственных норм. Страх
удостоверяет наше сознание. Истоком человеческого страха, по мнению
Р. Декарта54,
является
свобода.
Люди
не
имеют
инстинктивной
предопределенности действий. Поэтому человек подвержен всем опасностям и
страхам. Человек отдает себе отчет в том, что он смертен, хотя и пытается это
отрицать. Феномен страха имеет место в мифе о сотворении Богом человека, о
50 Гуревич П.С. Философская антропология. – М., 1997. – С.372.
51 Хайдеггер М. Бытие и время. – М., 1997. – С.252-260.
52 Там же.
53 Лотман Ю.М. О семиотике понятий «стыд» и «страх» в механизме культуры // Тезисы
докладов IV Летней школы по вторичным моделирующим системам, 17-24 авг. 1970 г. –
Тарту, 1970. – С.98-101.
54 Декарт Р. Сочинения. В 2-х томах. – М., 1989.
46
происхождении человеческого рода от одной пары, об ангеле-искусителе и
грехопадении.
По мнению Э. Фромма55, в библейском мифе об изгнании из рая
отображена фундаментальная связь между человеком и свободой. Этот миф
отождествляет начало человеческой истории с актом выбора. Мужчина и
женщина живут в садах Эдема в полной гармонии друг с другом и с природой,
где не существует выбора, свободы, даже размышления ни к чему. Человеку
запрещено вкушать от древа познания добра и зла. Он нарушает этот запрет,
тем самым лишая себя гармонии с природой, частью которой он является.
Нарушив установленный Богом запрет, он освободился от принуждения,
возвысился от бессознательного предчеловеческого существования до
человеческого. Нарушение запрета является актом свободы. Таким образом, акт
неподчинения прямо связывается с началом мышления. Став индивидом,
человек превращается в разумное существо. Обособившись от природы,
отделившись от другого человеческого существования, человек видит себя
нагим, и испытывает стыд. Он одинок и свободен, но беспомощен и подвержен
страху.
В разных культурах чувство страха обретает различные формы.
О. Шпенглер писал: «Из души всего первобытного человечества, а,
следовательно, и раннего детства, возникает побуждение заклинать,
смирять – «познавать» – элемент чуждых сил, которые неумолимо
присутствуют во всем протяженном, в пространстве и через пространство. В
конечном счете, это одно и то же. Познать Бога в мистике ранних эпох –
значит, его заклинать, расположить в себе, внутренне себе приобщить»56. По
мнению О. Шпенглера, начинает действовать чувство себя и чувство мира.
Всякая культура, внутренняя и внешняя – есть только усиление такого
человеческого бытия. Смысл всякой настоящей – и внутренне необходимой
символики коренится в феномене смерти. Всякая символика проистекает из
страха. Она выражает защиту и является выражением страха в двойном
значении слова: ее язык форм говорит одновременно о враждебности и
благоговении.
Ф. Ницше заметил, что во всех человеческих культурах обнаруживается
метафизика страха: «В конце концов, любовь к ближнему является всегда чем-
то второстепенным, отчасти условным, произвольно-фантастическим по
сравнению со страхом перед ближним. Когда форма общины твердо
установлена и ограждена от внешних опасностей, появляются новые моральные
перспективы, созданные уже страхом перед ближним. Вся современная
моральная перспектива сводится к той оценке опасности как целого, которую
представляет собою какое-либо мнение, состояние аффектов, желание,
дарование: страх является и здесь родоначальником морали. Самосознание
общин, остов ее разбивается о те высшие и сильные склонности, которые,
прорываясь внезапно, выносят индивида далеко за пределы золотой середины и
55 Фромм Э. Бегство от свободы. – М., 1990.
56 Шпенглер О. Закат Европы. – М., 1993. – С.105.
47
возносят его высоко над уровнем стадного сознания. Поэтому именно эти
склонности община клеймит и порочит особенно охотно. Высокая, независимая
интеллектуальность, жажда одиночества, кружит ум, внушает ей страх. Все, что
поднимает индивида над уровнем стада и внушает ближнему страх, называется
теперь злом, скромный, уживчивый, приспособляющийся нрав, средняя
интенсивность страстей находится в моральном почете. Существуют такие
моменты дряблости и изнеженности в истории общества, когда оно берет под
свою защиту даже вредящего ему преступника, и делает это совершенно
серьезно и искренно. Наказание кажется ему в чем-нибудь да несправедливым,
само представление о «наказании» и «необходимость наказывать» причиняет