Это будет вчера
Шрифт:
– Фил, – прохрипел я, – скажи мне, Фил. И ты думаешь, у меня может быть охота жить? Я потерял все, Фил. Я потерял во второй раз любимую, которую уже никогда не встречу – ни на земле, ни далеко за ее пределами. Я потерял друга, Фил, который, может, и не был похож на меня, но которого я очень любил. Я потерял работу, Фил. Потому что уже никогда не смогу фотографировать мир, так как он мне абсолютно безразличен.
И я вдруг ясно осознал, что мне, действительно, безразлично – живу я или нет. Что ж. Они вернули мне жизнь. Пусть будет так. Как-нибудь протяну эти годы. Во всяком случае страха я уже никакого не испытывал.
– Прости меня, Григ, – и Фил прямо посмотрел в мои глаза.
– Никто этого не хотел. И ее прости. Она много пережила. Да и ты сам понимаешь, старик, что страсть может толкнуть на все. И жить обязательно надо, Григ.
У тебя еще все будет. Во всяком случае, теперь тебе жить станет гораздо легче. Потому что ты уже в жизни все успел пережить.
– У меня сегодня счастливый день, – я скорчил подобие улыбки, – все у меня просят прощения. Все, у которых должен просить прощения я.
– Ты уже никому ничего не должен, – ответил Фил.
Мне показалось, он еще крепче обнял Мышку. И она еще крепче прильнула к нему. Видно, все неприятности, они решили переживать вместе, как когда-то решили и мы с ней.
– А вот мы не собираемся у тебя просить прощения, – закудахтал Ричард. – Мы честно выполняли работу. И все.
– И к тому же столько серого вещества ушло на нее, – печально вздохнул Брэм.
А Дьер медленным шагом приблизился к крепко обнявшимся Филу и Мышке, скривив губы в усмешке и впился в них ледяным взглядом.
– Ты сегодня все сама выбрала, дорогая. Смотри, не пожалей.
– И все знаю, Дьер. И никогда не пожалею.
Он пожал плечами. И повернулся ко мне.
– Вы свободны, Григ, – зазвучал его металлический голос. – Суд вынес вам оправдание. Вы ни в чем не обвиняетесь.
Но Ричард прав, прощения у вас просить никто не собирается.
Конечно, усмехнулся я про себя. Ведь фактически ничего и не было. Просто, меня пытались убить дважды – отнимая жизнь и возвращая ее. И мне захотелось напиться до чертиков. И этому желанию никто не мог воспротивиться. И я понял, что нужно жить…
Фил
Мы с Мышкой молча удалялись от этого проклятого зданиям крепко обнявшись. Но мы чувствовали друг друга, и друг другу передавали свою боль. И нам становилось легче. И я подумал, что так будет всегда: самые трудные моменты жизни мы переживем именно так, крепко обнявшись. И так мы сможем пережить все.
– Ну вот и все, – наконец нарушила молчание Мышка.
– Нет, Мышонок, нет, милый, это только начало. Начало нас с тобой…
Она не ответила и запрокинула голову вверх, к ночному небу. Словно искала поддержки.
– Я правильно поступила, Фил. Даже если это будет дорого стоить.
– Это ничего не будет стоить. Теперь ты сможешь свободно жить и никогда не мучиться.
– Фил, – она крепко сжала мою руку. – Послушай, Фил. Даже если меня не будет…
Я слегка зажал ей рот ладонью.
– Не смей так говорить. Если не будет тебя, меня не будет тоже, запомни…
Она помотала пушистой головой.
– Выслушай меня. Люди все способны пережить. Если все-таки меня не будет, то останется музыка Моцарта, останутся теплые облака, останется рыжее солнце. И ты знай – это буду я. Ведь я знав тайну солнца. Но никому не расскажу о ней.
– Даже мне?
– Даже
– Я узнаю…
И словно в подтверждение моих слов грянул салют. И цветные яркие огоньки рассыпались в ночном мире. И тут же таяли в нем.
– Как здорово, – выдохнула Мышка.
– Это в честь тебя, Мышонок!
Она рассмеялась звонкими колокольчиками.
– На сей раз ты ошибся, Фил! – закричала она, перебивая громыхающий салют. – Это в честь Ричарда. Сегодня его свадьба! Бежим!
Она схватила меня за руку и увлекла за собой в ночь, навстречу блестящим, рассыпающимся цветным веером, огням.
Мы очутились на центральной площади города. Она была украшена бумажными гирляндами, на деревьях сверкали цветные фонарики, кругом хлопали хлопушки, и конфети кружились в воздухе. И бесконечный фейерверк, рассыпающийся по площади цветными огоньками. Казалось, весь наш городок явился на свадьбу Ричарда. Гремел оркестр. Все жители нашего городка, нарядные, яркие, танцевали, хохотали, обнимались. Цветочницы дарили всем большие букеты полевых цветов, и в центре площади стояли белые сани, запряженные белыми картонными лошадьми. В этих санях восседали Ричард все в том же ярко полосатом костюме с розой в петлице и его великолепная невеста в изумрудном платье и цыганском цветном платке.
– А я и не подозревал, что у нас так полюбили какого-то безродного попугая, которого вообще не бывает в природе, – закричал я Мышке в ухо, перебивая голосом этот шум и гам. – Идем, поздравим это чучело!
Мы стали пробиваться через гулящую толпу.
– О, Фил! – радостно захрипел Ричард. – Ты хороший парень! Я всегда это знал, – и он пожал крепко мою руку.
– Мы вас поздравляем, Ричард, – и я поцеловал руку Даме Пик. – Если это возможно, будьте счастливы.
– Будем, Фил. В этом можешь не сомневаться! – и Ричард хитро подмигнул мне. – Хотите прокатиться на лошадях?
Я расхохотался.
– Мы раздавим людей! Тебе их не жалко?
– Садитесь смелее, ребята! Ричард еще никого пальцем не тронул. Совесть Ричарда чиста! – И он помог нам забраться в сани.
Мы с Мышкой не успели усесться, как картонные лошадки захрипели и резко взметнулись вверх. И повисли над площадью. И мы с Мышкой сверху вниз могли наблюдать за гуляющей публикой. И сверху горожане нам казались такими маленькими, кукольными, ненастоящими. Вот пробежал маленький Глебушка в белом барменском халате, неся перед собой поднос с кружками светлого пива. И бокалы на ходу дрожали и жители с жадностью выхватывали у Глебушки пиво. За ним еле поспевала маленькая однорукая подружка, что-то бормоча на ходу и расталкивая локтями неугомонных любителей выпить. Вот и маленький старичок-профессор в беретике тычет какому-то абсолютно пьяному бродяге в грудь кулачком и пытается объяснить философию жизни. А вот и маленький прокурор, бывший охранник тюрьмы Бык, палкой разгоняет какую-то дерущуюся компанию. А вот, наконец, и маленькая милая администраторша, кружащаяся в вальсе, звеня бриллиантовыми люстрами в ушах и бриллиантовым кольцом в носу. Где-то промелькнул Славик Шепутинский, старательно записывающий важные мысли в блокнот с золотым павлином, изредка отвечая маленькому Брэму два слова: да и нет. Мимо них пробежала маленькая Гретта, грохоча своими лаковыми сапогами, за каким-то сомнительным парнем.