Это было на рассвете
Шрифт:
Котляр только успел радировать комбригу, что находится на Бель-Алиянс-плаце, как из окон ближайшего дома полетели по танку фаустпатроны и гранаты. Однако автоматчики под командованием Котляра быстро усмирили их. Вскоре подошли и танки бригады.
С рассветом следующего дня танковая рота старшего лейтенанта Шкуро в составе штурмового отряда успешно продвигалась вперед. На улице стоял грохот от рвущихся снарядов и мин, падающих стен зданий.
Танкодесантники, саперы и пехотинцы выживали из домов, подвалов фаустников. Ярость гитлеровцев нарастала.
— Товарищ лейтенант, подполковник приказал уточнить и доложить положение роты Шкуро, так как связь с ней прервана.
Мы с сержантом Петром Григорьевым что есть духу побежали к танкам. Улица простреливалась насквозь. Пробираемся по дворам, узким проходам. Вот стоит подбитый танк № 632 младшего лейтенанта Александра Ковтуна. В нем никого нет. Поодаль видим сгоревшие танки лейтенанта Ивана Иваненко и младшего лейтенанта Павла Борзых. Метрах в ста впереди дымила машина Григория Шкуро, но она продолжала двигаться вперед. Сделав еще три выстрела, остановилась — попал еще один фаустпатрон. Из люка горящей машины показалась голова старшего лейтенанта Шкуро, но сразу же исчезла. Мы не видели, чтобы кто-нибудь из экипажа выскочил из танка.
Фашисты не дают нам приблизиться к танку Шкуро, бьют из автоматов, фаустпатронами. Мы быстро кинулись в широкое, разбитое окно. Похоже, что здесь был магазин. Перепрыгнув через трупы фашистов, очутились во дворе. Но он тоже простреливался вдоль и поперек. Только успели кинуться в подвал, как угодили в кучу тлеющей макулатуры. Заметив сквозь дым проблеск света в конце подвала, выскочили на лестничную площадку.
— Во дворе — немцы. Как теперь будем пробираться, товарищ лейтенант? — спрашивает Григорьев.
— Тихо. В доме — тоже они. Слышь, на лестнице торопливо стучат сапоги? — настораживаю я его.
Действительно, разговаривая о чем-то, быстро спускаются несколько человек. Вот на второй площадке показались сразу четверо в черных мундирах.
— Эсэсовцы! — крикнул Григорьев. Мы разом застрочили из автоматов. Враги побежали вверх по лестнице. На лестничной площадке осталось лежать двое убитых и несколько человек тяжело раненных.
— Товарищ лейтенант, разрешите прикончить их? — спросил Григорьев и наставил на них автомат.
— Не сметь! Они раненые, отвоевались, а с их «грехами» разберутся.
Мы быстро устремились вверх по лестнице. На балконе четвертого этажа нашли четырех пьяных фаустников. Троих прикончили, а четвертый верзила живо вскочил на подоконник. Согнувшись дугой, начал реветь. Хотел, видимо, прыгнуть, но оробел.
— Товарищ лейтенант, как вы думаете, к лучшему или худшему, когда хлюпает фашист? — проговорил Григорьев.
— Непременно, к лучшему. Забери его, Петя. Неудобно возвращаться с пустыми
— Ком! Ком в Сибирь, — показал Григорьев фашисту на дверь.
Вдруг гитлеровец перестал реветь, лицо его перекосилось.
— Сибир найн! Найн! — крикнул он, обнажив металлические зубы, и прыгнул в окно. В руках у Григорьева остался лишь правый сапог с широким голенищем, а немец распластался внизу на развалинах дома.
Мы спустились вниз. Не рискуя бежать по улице, перевалились через кирпичный забор в соседний двор.
— Хенде хох! — не разобравшись, закричал наш автоматчик, стоявший уже наготове.
— Полегче, свои! — ответил Григорьев.
— Думал, фаустники лезут.
Видим: в углу двора сидят несколько пленных. Одному из них молодой лейтенант приказывает выпить.
— Товарищ лейтенант, почему изволите потчевать водкой фашиста? — строго спросил я.
— Коряков, москвич! — сначала лихо отчеканил лейтенант, на груди которого звякнули медали и сверкнули ордена.
Поскольку он доложил, откуда родом, хотя я его и не спрашивал, то я, не желая показать свое деревенское происхождение, козырнул:
— Танкист из Йошкар-Олы.
— Выгребли из винного погреба шестерых пьяных гадов. У каждого в карманах напихано по четыре бутылки шнапса. Конвоировать их некому. А нам надо торопиться на разведку. Вот и решили напоить их до предела, чтобы не удрали. Другие подберут, — пояснил лейтенант.
— А если в расход? — проговорил Григорьев.
— Не велят.
Любопытничать времени не было. Предупредив, что через двор сидят гитлеровцы, мы со всех ног побежали дальше.
Командира полка нашли у танка, стоящего возле большого здания. В парадном подъезде дома находились Жибрик и Лукин. Вид у всех был озабоченным. Ермоленко докладывал о чем-то начальнику политотдела. Я лишь услышал: «Надо выбрать другой маршрут…»
В таком скверном настроении, как теперь, видел командира полка впервые. Он остался доволен, что мы быстро выполнили приказание. Его озадачило положение танков. К тому же оказалось, что по его танку ударил фаустник. К счастью, беды не причинил. Но тут же застрочил вражеский автомат — пуля прошила его фуражку, а командира танка Демидова ранило в правую руку.
— Фаустника-то поймали? — спросил я у механика-водителя танка Гарифа Мухамедшина.
— Трех наглецов выловили и нескольких, не пожелавших сдаться, автоматчики Ильина ухлопали.
— Где Демидов?
— В комнате на перевязке, — указал на дверь Гриша.
В наполненной ароматными запахами от различных одеколонов и духов комнате первого этажа наш полковой врач Андрей Евменьевич Урда с санитарами перевязывали раненых.
— Что с тобой, Ванюша? — спросил я у Демидова.
— Царапнуло мало-мальски.
— Ничего себе, царапнуло. Без медсанчасти не обойтись, — заметил Урда, протирая одеколоном руку Демидова. Одеколон и духи для санобработки принесли из парфюмерного магазина наши автоматчики.