Это было у моря

Maellon

– Это еще зачем? Что за странная мысль - добровольно лезть в гадючье гнездо… Или это тетка так решила?

– И она, и мама.

– Ну, мама, видать, не знает, о чем речь. Вообще, дорогая, ты теперь взрослая женщина - пора начинать думать своей головой. Да и мама не всегда рядом может оказаться… Ну, дело ваше. Будет время - заглядывай. Хотя время по нынешним меркам - вещь драгоценная. Что наводит меня на мысль о завтраке. Прощай, милочка, удачи тебе. Она точно не повредит. Иногда только на удачу и надежда…

– Спасибо за все.

– Тебе спасибо - за красивую сказку.

Они вместе вышли из номера. Оленна отправилась в буфет, Санса -

к лифту. Через десять минут она в новом наряде - он был ей слегка великоват в груди, но в целом сидел отлично, со вчерашним рюкзаком и в удобных ботинках - ее тапочки странным образом подошли по цвету к окантовке стоячего воротника платья - шагала по влажной дороге в сторону особняка.

========== III ==========

Когда летний туман пахнет вьюгой,

Когда с неба крошится труха,

Когда друга прирежет подруга,

И железная вздрогнет соха,

Я один не теряю спокойства,

Я один не пру против рожна.

Мне не нужно не пушек ни войска,

И родная страна не нужна.

Что мне ласковый шепот засады,

Что мне жалобный клекот врага?

Я не жду от тиранов награды,

И не прячу от них пирога.

У меня за малиновой далью,

На далекой лесной стороне,

Спит любимая в маленькой спальне

И во сне говорит обо мне…

Ей не нужны ни ведьмы, ни судьи,

Ей не нужно ни плакать, ни петь,

Между левой и правою грудью

На цепочке у ней моя смерть.

Пусть ехидны и дядьки с крюками

Вьются по небу, словно гроза -

Черный брахман с шестью мясниками

Охраняет родные глаза.

Прекращайся немедленно, вьюга,

Возвращайся на небо, труха.

Воскрешай свово друга, подруга,

Не грусти, дорогая соха.

У меня за малиновой далью,

Равнозначная вечной весне,

Спит любимая в маленькой спальне,

И во сне говорит обо мне,

Всегда говорит обо мне.

БГ. Черный Брахман

К тому времени, как он добрался до усадьбы, было без пяти восемь. Ненавистное место. Интересно, будет ли Серсея его допрашивать? За себя Сандор не беспокоился – но вот Пташка… Не очень-то она умеет врать. Язык говорит одно, глаза – совершенно другое. А сегодня с утра у нее вид вообще был совершенно шальной. Наверное, это нормально, учитывая обстоятельства. Сандор не стал ей сообщать о том, что для него это тоже в каком-то смысле первый опыт: с девственницами за всю свою карьеру он еще не сталкивался. Поэтому минимально не представлял, что должен обнаружить наутро. Ее смущение, милое зубоскальство и эта немыслимая нежность пугали его еще больше чем если бы, к примеру, она была бы холодна, отстранена, обиделась бы, разозлилась… Это все можно было бы понять. Ее реакции, как и всегда, впрочем, обескураживали Клигана, и он понятия не имел, что со всем этим теперь делать. Там видно будет. Только бы не выдала себя. В общем-то, по совести сказать, возможно, лучше было бы себя и обнаружить. Тогда брак, задуманный Серсеей, наверняка бы сорвался – сама как-то об этом сказала - его бы выгнали в шею, а Пташка… Вот тут-то и была проблема. Заставлять ее проходить еще один круг ада - из-за него – совершенно не стоило. Значит, остается только шифроваться. И молиться, что девочка сама себя не выдаст, с этой ее восторженностью и сияющими глазами. Сандору стало стыдно за свои мысли: седьмое пекло, в кои-то веки, первый раз в жизни выпало что-то настолько чистое и совершенное, что дух захватывает, ан нет – теперь, как тать, будет прятаться по углам. Словно он что-то стащил. «Но ты ведь и стащил», - подумалось ему.

У калитки торчали, как всегда, Джоффрины поклонницы. Что-то они сегодня ранехонько. Ах, ну да, концерт же. Небось, получат свой автограф – и рванут туда на рейсовом трясущемся автобусе смотреть на этого кичливого паршивца. Сандор молча прошел мимо них, отстраняя от калитки наиболее назойливых. Девицы сбились в кучу и зашептались. Он услышал: «А вы знаете… А это тот телохранитель, мне о нем говорили… Он вообще…» Треклятое седьмое пекло! Похоже, и его настигла слава. Хотелось бы надеяться, что она никак не связана с Джоффриными развлечениями в городе: ракетками, изрезанными девочками… С оврагами… Почему-то чем больше Пес об этом думал, тем меньше в это верил.

В саду, как всегда, была буза. Серсея сражалась

с фотографом, который заявил, что будет снимать панорамные кадры концерта, стоя в зрительном зале. Серсея настаивала, что ей нужны крупные планы Джоффри с левого края сцены – чтобы были видны постеры за спиной. Фотограф объяснял, что может снять то, что ей надо и из той позиции, что был намерен занять, а Серсея орала, что ей не нужны «жирные задницы поклонниц, закрывающие лучшие части Джоффри» Пес хмыкнул. Лучшие части Джоффри – это что? Судя по всему происходящему, его лучшей частью могут стать только песенки – по сравнению с личностью мальчишки. Да и песни-то не его, а написанные каким-то столичным алкашом-тусовщиком. Год назад Серсея попыталась было предложить своему брату-писателю настрочить пару хитов для Джоффри – ради этого она даже пригласила карлика в гости, чего никогда не происходило, потому что они на дух не выносили один другого. Младший брат даже не явился на панихиду после смерти отца и на прием, устроенный в этой связи Серсеей в фамильном доме. Пес подозревал, что младший продукт этого почтенного семейства изрядно досадовал на то, что дом достался сестре. Теперь в кабинете ненавидимого всеми тремя отпрысками отца клана Ланнистеров заседал пьяный Роберт, ломая изысканную мебель и делая самолетики из страниц не интересных ему фолиантов. Так или иначе, заинтригованный карлик таки приехал к Серсее, чтобы уже через полчаса сбежать, после дикого скандала, что сестра закатила ему в том самом пресловутом кабинете. Пес в тот день был дома и с интересом прослушал все то, что родственнички друг другу сказали. Особенно его позабавили слова Ланнистера о том, что его карьере придет конец, если хоть один здравомыслящий человек заподозрит, что его слова срываются с «пухлых губ этого шедевра супружеской несовместимости». А еще карлик ехидно сообщил Серсее, что писать глупых стихов он не умеет – а умные будут слишком контрастировать с внешним отображением мозговой деятельности Джоффри. За это он получил, судя по звукам, увесистую затрещину, после чего спешно покинул гостеприимный сестрин дом.

Фотограф, похоже, смирился со своей участью – у Серсеи был типичный для нее самодовольный вид, появляющийся, когда она добивалась своего, что происходило довольно часто, по совести сказать. Она думала, что действует хитро и дипломатично – тогда как была грубым заносчивым снобом без малейшего намека на понятие о такте. Все ее манипуляции были довольно неказистыми примерами неприкрытого шантажа или же прямыми угрозами из серии: «Вот только посмей у меня». Глупая и самоуверенная, как все бабы ее круга. Пес вздохнул и потащился к дому. Ну, давай, начинай уже. Она не замедлила последовать этому его внутреннему призыву.

– И? Это, по-твоему, называется прийти вовремя? Даже свой паршивый договор не можешь соблюсти, псина.

– Сейчас восемь утра. Как и было сказано.

– Сейчас пять минут девятого. Нет, шесть.

Серсея из вредности посмотрела на стоящие как чугунный мост неброские наручные часы – подарок брата-близнеца – платина, изумруды – надо полагать, в тон ее змеиным глазам – и лучший механизм, что можно найти в этом подлунном мире.

– Ну так я уже здесь.

– Ты еще не здесь. Я не наблюдаю телохранителя моего сына в положенном, по этому случаю, виде. Я вижу здоровенное потное чудовище, неизвестно откуда выползшее – надеюсь, не от какой-то шлюхи – еще притащишь какую-нибудь заразу - бледное и похмельное. Пошел быстро приводить себя в порядок! Джоффри уже почти закончил со стилистом. Ждем только эту истеричку-Сансу. Надеюсь, сегодня она не будет ни нюнить, ни изображать из себя деву-воительницу. Я от нее дико утомилась. Боги, как это Кет смогла произвести на свет что-то столь бессмысленное и слезливое? Никогда бы не подумала. Ее бы куда-нибудь в монастырь – рыдать у алтаря. В этой девчонке нет ни грамма жизни. Бедный Джоффри. Для супружеских обязанностей стоит подарить ему надувную куклу – в ней и то больше темперамента, чем в этой дохлячке… Как, ты еще здесь? Ступай уже, я же ясно сказала… Все положительно решили меня сегодня допечь…

Сандор отправился в дом. Свое барахло он оставил на попечение горничной во флигеле – бедная девочка – кстати, где она? Там, в сумке, была драгоценная бритва, в которой Клиган ой как нуждался. На горничную он наткнулся возле Джоффриной гардеробной. Половина ее лица была страшного красного с лиловыми кровоподтеками цвета.

– Мистер Клиган? Ваши вещи я уже положила в прежнюю комнату на первом этаже.

– Боги, девочка, что у тебя с лицом?

– Упала с лестницы, когда пылесосила перила. Просто нога соскользнула.