Это было в Ленинграде. У нас уже утро
Шрифт:
— Название-то, верно, мужское. А только если на бабу брюки надеть, она все равно бабой останется. — Весельчаков прищурил глаз и усмехнулся. — Не могу грех на душу брать. Техника безопасности не позволяет.
— Хорошо, — решительно сказал Доронин. — Вы завтра идёте в море?
— Наше дело рыбацкое, чего ж на берегу сидеть?
— Я пойду с вами.
— Вы? — удивлённо переспросил Весельчаков; он пристально посмотрел на Доронина и широко, во весь рот, улыбнулся. Вот это — другое дело! Вы — пожалуйста. Разве я могу против директора
Весельчаков ушёл, а Доронин сразу понял, что напрасно погорячился. Даже наблюдая за работой Весельчакова в море, он вряд ли сумеет определить то, что составляло силу этого человека и систематически обеспечивало ему успех. Но, с другой стороны, Доронин не мог больше терпеть, чтобы этот рвач и проходимец на его глазах завоёвывал репутацию лучшего стахановца.
Он сказал Вологдиной:
— Пойду в море с Весельчаковым.
— Вы?! — удивилась Вологдина.
— Да, я, — резко ответил Доронин.
— Что же, — спокойно сказала Вологдина, — попробуйте.
С утра ветра не было. «Повезло», — подумал Доронин.
Он пришёл на пирс в толстом брезентовом плаще, надетом поверх пальто. Откуда-то тянуло запахом йода, на берегу лежали тёмно-зелёные волнистые плети морской капусты.
Море было относительно спокойно. Белесая полоса тумана закрывала горизонт. Волны лениво катились к берегу.
Весельчаковский сейнер стоял у внутренней стенки ковша. Короткая тень от мачты неподвижно лежала на палубе. Доронин по каменной стене прошёл к сейнеру. На корме рыбаки укладывали сети. При виде Доронина Весельчаков высунулся из окна рулевой рубки и крикнул:
— Ждём, ждём, товарищ директор!
Доронин перескочил через фальшборт и очутился на палубе.
— Прикажете отчаливать? — с подчёркнутой вежливостью спросил Весельчаков.
— Действуйте, — сказал Доронин, делая вид, что не замечает его иронии.
Весельчаков высунулся из окна и крикнул:
— По местам, ребята! «Добро» получено!
Через несколько минут ровно затарахтел мотор. Палуба стала вздрагивать мелкой дрожью.
Доронин стоял в рубке за широкой спиной Весельчакова, державшего руки на рулевом колесе.
Когда сейнер вышел в море, из окна стал виден весь комбинат: пустынная ещё каменная пристань, развешанные для просушки сети, консервный завод, длинные низкие сараи пошивочного и засольного цехов и за ними тёмные, прикрытые утренним туманом сопки.
Сейнер стало покачивать. Крутя рулевое колесо, Весельчаков искоса поглядывал на укреплённый перед ним компас.
— Это вы, товарищ директор, правильно сделали, что с нами в море пошли, — Весельчаков говорил, не оборачиваясь, и Доронин не видел выражения его лица. — Теперь сами увидите, что никаких таких секретов мы не имеем. Просто люди честные, добросовестные, понимаем, что государству рыба нужна.
Доронин молчал.
— Вот мы сейчас миль за двадцать мористей уйдём и начнём рыбку ловить, — не унимался
Доронин по-прежнему молчал. В конце концов умолк и Весельчаков. В окно рубки дул холодный солёный ветер. Сейнер сильно качало. Теперь Доронин понял, что море выглядело спокойным только с берега.
Невесть откуда появился туман. Казалось, что сейнер пробирается сквозь облака, спустившиеся прямо на воду. В рубке всё стало влажным: стены, потолок и даже широкая спина Весельчакова.
— Ну и места! — снова заговорил Весельчаков. — Одно спасенье — компас. А то погонит твой корабль прямо к самураям в гости…
Взглянув через плечо Весельчакова на влажное стекло компаса, Доронин увидел в нём улыбающееся лицо шкипера.
Качка усилилась, и Доронин почувствовал, что ему становится нехорошо.
Внезапно туман рассеялся. Не более чем в километре от сейнера над водой взметнулось чёрное длинное тело огромной рыбы.
— Акула-матушка, — спокойно сказал Весельчаков. — Должно, касатки атакуют. Вот, товарищ директор, доложу вам, игра природы — касатки. Самки куда меньше акулы, а в бой первые лезут…
Действительно, описывая в воздухе крутую дугу, из воды выскакивали какие-то короткие стремительные рыбы с острыми плавниками на спине.
«Все запугивает!» — подумал Доронин.
Весельчаков повернул рулевое колесо и сказал!
— Ещё немного возьмём мористей и начнём.
Доронин с трудом расслышал его слова. Он стоял, ухватившись руками за оконный переплёт. В ушах его звенело. Во лны с шипением лезли на сейнер и перекатывались по палубе. Доронин облизал губы и почувствовал острый, солёный вкус во рту. Его затошнило.
Погода все ухудшалась. Казалось, что ветер грудью упёрся в рубку. Сейнер нырял из одной волны в другую. Время от времени корма его отрывалась от воды, и тогда становилось слышно, как винт режет воздух.
Весельчаков наконец обернулся.
— Э-э, — протянул он, одной рукой придерживая рулевое колесо, — что это с вами, товарищ директор?
Он крикнул одного из рыбаков, и тот, подхватив Доронина под руки, с трудом спустил его по трапу в помещение для команды. Подстелив грязный, пропахший рыбой ватник, он уложил директора на грубые дощатые нары.
Доронин лежал, запрокинув голову и боясь пошевелиться.
Когда он пришёл в себя, то увидел, что рядом с ним сидит Весельчаков.
— Ну как, товарищ директор? — добродушно сощурившись, спросил шкипер.
Доронин молчал.
— А мы уж домой идём. Рыбки взяли порядочно. Ругать не будете. А вам не полегчало?
Доронин закрыл глаза и сделал вид, что засыпает. Но Весельчакова трудно было обмануть.
— Вам бы теперь лимончик пососать… — продолжал он. — Да разве в этих проклятых местах найдёшь?… А я и забыл, дурак, что вы этой болезни подвержены… Помните, на пароходике-то, на «Анадыре»?…