Это было жаркое, жаркое лето
Шрифт:
— Ты это… Вот что. Остаешься здесь за старшего. Этой девице я не очень-то доверяю. — Мышастый кивнул в сторону мгновенно побледневшей от страха Тани… «Неужели он о чем-то догадался? — пронеслось у девушки в голове, и ее сердце болезненно защемило. — Боже… Боже… Только бы пронесло, только бы не…» — Бабы — они ведь сам знаешь, какие, положиться на них в таком деле никак нельзя, а сейчас каждый шаг должен быть точно выверен. Поэтому, если этот мудак…
Ну, похититель, — пояснил Мышастый, — позвонит и сообщит о каких-либо изменениях или дополнениях,
Самойлов серьезно кивнул, а Таня поискала взглядом, куда бы присесть. Внезапно ставшие ватными ноги отказались ее держать. «Слава богу, понесло… Это он просто так, о нас, о бабах, это он неконкретно, в общем…» Ее отпустило и сердце, наконец, забилось ровнее.
После этого Мышастый еще долго на кого-то рявкал, кому-то что-то раздраженно объяснял, на кого-то орал, но все это проникало в сознание девушки словно сквозь пелену тумана. «А может, он и прав отчасти, что на баб положиться нельзя?» — подумала она, но тут же вспомнив, что любой, пусть даже самой незначительной от нее весточки ждут двое ребят, сидящих сейчас в стареньком потрепанном «Москвиче», заставила себя прислушиваться к происходящему более внимательно — слишком много от нее сейчас зависело. И в первую очередь — жизнь той самой Оли…
На сей раз дочь Мышастого осталась не слишком довольна тем, как ее любовник провел разговор с отцом; во всяком случае, сейчас они уже не веселились, как это было совсем недавно, после первого их совместного звонка.
— Ты зачем наплел ему, что на мне пробы негде ставить?
— зло спросила она Анатолия, когда такси, на котором они мчались к полигону, сделало резкий поворот, бросив Таню мужчине на плечо. — Это такого ты обо мне мнения, да? Разве я заслуживаю таких слов?
— А что? — тоже отнюдь не добрым тоном ответил тот, неприязненно ее отталкивая. — Уже и пошутить нельзя?
— Шуточки у тебя, знаешь! — Таня поморщилась. — И зачем ты про мои трусы…
— Да ладно тебе! — Анатолий все же решил ее обнять и девушка с трудом подавила желание немедленно стряхнуть со своего плеча его руку. — Ты просто нервничаешь — в этом все дело. Признайся.
— Может быть, — чуть успокоившись прошептала Таня и все же положила голову ему на плечо. В конце концов, она видит его скорее всего в последний раз. Пусть себе болтает, что ему вздумается.
— Останови здесь, мастер, — попросил тот шофера и принялся доставать из кармана деньги.
— Ты хоть пистолет-то взял? Не забыл? — вспомнила девушка, когда они вышли на территорию полигона.
— Конечно! Пушка всегда со мной. — Мужчина самодовольно усмехнулся и похлопал себя по летней куртке, которую несмотря на жару одел, чтобы скрыть под ней оружие.
— А веревку? — не унималась Таня. Наверное, она и впрямь немного нервничала, у нее были какие-то недобрые предчувствия. «А может, и чепуха все это, просто не каждый день тебя похищают. Пусть даже и понарошку. Вот оттого-то меня и колотит», —
— Слушай, ты что? Уже совсем? — Он потряс перед ее носом пластиковым кульком. — Ведь сама же укладывала, черт тебя дери!
— Не чертыхайся, это плохая примета, — напомнила ему Таня.
— А, ерунда… — Анатолий махнул рукой… — Ну, вот мы и пришли, — объявил он, увидев блиндажи, выстроившиеся почти в ряд. — Какой, ты говорила? Кажется, тебе понравился этот?
— Да, — подтвердила Таня. — В нем хоть не так загажено, как в других. — Ну, давай быстрее, вдруг у папочки не выдержат нервы и он появится раньше назначенного.
Зайдя внутрь, они брезгливо поморщились, покосившись на кучки засохшего по углам дерьма.
— Ну и ну! — Таня сплюнула. — И вот здесь мне придется лежать связанной черт знает сколько времени.
— Ну, во-первых, не так уж и долго, — возразил Анатолий, доставая из пакета веревку и кусок белой ткани. — А потом, ты ведь сама выбрала именно этот. — Он рассмеялся.
— Остальные-то еще хуже, — напомнила она.
— Не скажи, вон тот вроде ничего, куда мы через окошко с тобой заглядывали. Только вот жаль, что дверь в него заколочена. — Анатолий размотал веревку. — Ну, красавица, подставляй-ка свои ручки-ножки.
— Ты не очень-то затягивай, — попросила девушка, с отвращением укладываясь на грязные доски какого-то подобия нар.
— Чтобы мне не было больно и тело не слишком затекло.
— Хорошо, — согласился Анатолий, однако, затягивая веревки, никаких поблажек ей не сделал. «Ничего, потерпишь, коза, — злорадно подумал он про себя. — Это тебе в качестве небольшого наказания, а то в последнее время слишком много недовольства проявляешь в мой адрес. Совсем, стерва, распустилась…»
— Но я же тебя просила! — захныкала девушка, когда веревки больно впились в тело. — Ослабь хоть немножко. И поправь мне юбку, а то задралась.
— Штаны надо было надевать, — сухо произнес мужчина. — Знала, что не на гулянку собираешься, так какого черта было заголять свои прелести? Перед кем? И вообще, некогда, времени совсем мало осталось. — И он направился к выходу, не обращая внимания на жалобные Танины призывы. «Ничего, полежи, полежи, может, спеси-то поубавится…» Он зацепил белую тряпку за какой-то ржавый гвоздь, торчавший над входом, и отойдя на несколько шагов, полюбовался проделанной работой.
«Нормалек, — решил он. — Кому надо — увидят.» Теперь ему предстоял самый ответственный и опасный этап во всей их операции. Но кроме того, у него был еще и свой, личный план действий. Конечно, он и не будет связывать курьера, подсторожив того где-то возле блиндажей — на черта это ему надо?
Он просто подстрелит его сразу, еще при подъезде к полигону, прямо через боковое стекло, а потом, забрав деньги и выкинув тело, сядет в его же машину и уедет куда подальше, где уже пересядет на любое такси. А эта коза пусть себе там отдыхает, ждет своего папашу.