Это Фоме и мне
Шрифт:
Весь день Фома демонстрировал таблетку обитателям больницы, за исключением, правда, Аниты Таптаповой. После полдника на таблетку пришли посмотреть выполнившие все свои многочисленные процедуры Мхов и Лишайников, которые каждый день надеялись, что их выпишут с минуты на минуту. Они смеялись, всплескивали руками, Лишайников зеленел своей рыжей головой и очень чувствительным, видимо, к перемене настроения лицом, просто на глазах. Но заканчивался рабочий день у сестры-хозяйки Лидии Кузьминичны, она проходила мимо, услышала здоровый детский смех из палаты Фомы, осталась этим крайне недовольна, быстро вошла и выгнала Мхова и Лишайникова,
– Фома, это мы, здравствуй.
– сказала Вика..
– Привет, - добавила Лариска.
– как ты тут себя чувствуешь?
– Нормально, - ответил ей Фома.
– Лечись-лечись.
– Да уж стараюсь, Ларис.
Пока разговор продолжался в таком режиме, Вика вытащила из сумки кулёчек с изюмом и стала с видимым аппетитом глотать изюминки, не разжёвывая. Лариска взяла у неё несколько и тоже стала бросать их в рот и не жевать.
– Ох, вкусно, - облизнулась Вика..
– Фома, хочешь?
– А что это вы едите?
– спросил Фома, приглядываясь через стекло.
– Изюмчик.
– ответила Вика и как бы невзначай добавила.
– сейчас в городе модно его просто так глотать, не жевать...
– Да, странная такая мода.
– добавила Лариска.
– Все так едят, чего им вдруг... А правда, вкусно.
– Фома к модам был всегда равнодушен, Вика это, конечно, знала, поэтому старалась просто как можно искреннее наслаждаться своим изюмом.
– Ну, дайте мне тоже.
– и Фома залез на подоконник и протянул руку в форточку.
Но глотать изюм оказалось просто невозможно. Мало того, что невкусно, да ещё Фома чуть не подавился - Вика-то с Лариской всю дорогу тренировались. Фома закинул горсть изюма в рот и начал жевать, причмокивая.
– Ну-ка, давайте ещё - вкусный изюм, сладкий.
– Ну Фома, ну что ты такой неконцептуальный...
– глядя, как двигаются челюсти Фомы, расстроилась Вика..
– Всё ты как этот...
– Что, что, Вика? Что я сделал не так?
– что-то случилось, но что, Фома понять не мог.
– Нет, ну что ж он у тебя такой бестолковый. Всё не как у людей. вскинулась Лариска.
– не давай ему изюма, раз такое дело.
– Нет! Фома, на изюм! Ешь, пожалуйста, он вкусный...
– Вика потянулась к форточке.
– Что врач-то говорит? Когда?
– Скоро, совсем скоро. Уже всё в полном порядке.
– А анализы?
– Ну, ты меня знаешь.
– Даже не буду спрашивать, грустно тут тебе, или нет.
Фома чуть отошёл от окна и развёл руками.
– Вот, так и живу. Прыгаю по этим трём кроватями, гоняюсь за комарами и мухами... Выживаю Палёнову и всяких других консультантов, когда они ко мне ломиться начинают. В перерывах этой борьбы за жизненное пространство и происходит моё исцеление, о котором врач мне говорит каждое утро.
–
– Что ж, Вик, я тебя обманывать буду?
Вика улыбнулась, но по стеклу текли капли воды с зонтика, и Фоме с той стороны окна показалось, что это Викины слёзки.
– Лучше посмотрите, как тараканы таблетку у меня объели!
– Таблетку?
– Лариска сразу заинтересовалась, а то стояла, бедненькая, согнувшись, потому что была гораздо выше Вики и под зонтик, который был в Викиных руках, еле попадала. Но тут Вика как раз и зонтик сложила, потому что дождь на какое-то время перестал.
– Да. Вот, смотрите: не стал я таблетку пить, оставил её на ночь...
– Как "не стал пить"? Ты что, Фома? Ты же лечишься!
– Ну, Вик, эта таблетка...
– Это же лекарство, Фома! Это надо! Нет, ты что, дебильный?!
– Дебильный, да, дебильный?
– в контраст Викиному возмущению на одной ноте произнесла Лариска, тщательно приглядываясь к своему отражению в окне и ковыряясь в совершенно прилипшей к голове причёске. Не то, что до Фомы ей было всё равно, но сама себя она больше интересовала.
– Вика, ну успокойся... эту таблетку дали мне в нагрузку, чтобы желудок больничную еду хорошо переваривал, понимаешь? Нет, ты меня понимаешь?
– Да-а...
– тихонько протянула Вика.
– Ну вот, а от этой таблетки, гляньте вот, какая она огромная - и это ещё только остатки, которые тараканы съесть не успели... Так вот у меня от этой таблетки, если интересно, многократные позывы на толчок.. Веришь?
– Ой.
– махнула на Фому рукой Лариска.
– Вик, веришь?
– Ну...
– Веришь?
– Ага. Только...
– Что?
– Нет, ничего... Думаю, как бы поинтереснее тебя простить..
– Вике казалось, что она нервная, глупая, и что лечению Фомы это совсем не помогает, а даже наоборот. Ей было стыдно за себя и хотелось плакать. Тем более, что весь день сегодня всё было не так - и на девушку в библиотеке вшей сдули (а Вика не сомневалась, что это так), и не удался эксперимент по глотанию Фомой изюма (в который, если бы Фому можно бы было приучить глотать маленькие предметы, вполне запихнулась бы живая вошь, и Фома бы не разжевал её тогда и не заметил).
А обкусанная таблетка действительно была смешная, Вика улыбнулась и даже засмеялась.
– Фома, я нашла две открытки с фотографиями Пномпеня, и одну картинку мне на работе принесли, представляешь?
– снова полил дождь, и Вика открыла зонтик, передав его, на этот раз, Лариске, чтобы она не мучилась.
– я узнала, что в Пномпене есть такое место, которое называется "Отдай печаль ракушкам". Когда кто-нибудь в Пномпене хочет забыть что-нибудь плохое, он едет на один остров на реке, раздевается и закапывается в ил, который там, на берегу. Он жидкий, можно закопаться. Вот, лежишь и ждёшь, когда по тебе проползёт такая ракушка, ну, моллюск, которых много там среди других гадов ползает около воды по берегу. Она ползёт и оставляет дорожку, оставляет, оставляет, а потом уползает, и как только доползёт до воды, и ты увидишь, что эта дорожка воды коснулась, так по этой дорожке вся печаль в реку и уйдёт. А если ты после этого уснёшь, то, когда проснёшься, все плохие события, ну, или те, которые ты не хочешь помнить, переменятся у тебя в памяти или забудутся совсем. И будет тебе легко-легко и весело. Представляешь?