Это Фоме и мне
Шрифт:
– Да, - ответил Фома. Он смотрел на Вику и представлял себя и её на пляже, теперь уже и не обязательно в Пномпене, пусть там даже не будет солнца, а лишь такой дождь, как сейчас.
– Фома, ты меня слышишь?
– обратилась к нему Вика в тот момент, когда Фома собрался говорить ей и Лариске, чтобы они ехали домой, потому что нечего им под окном в такую погоду мёрзнуть.
– Я приеду к тебе теперь только через шесть дней, потому что у меня выходных не будет... Слышишь, Фома, через шесть дней! Вот...
–
– ответил Фома, хотя никто его выписывать и не собирался.
– Выпишут?
– Ну сколько ж они будут со мной мучиться тут? Знаешь, как я всем надоел, особенно сестре-хозяйке. А ты, Ларис, веришь?
– Просто не сомневаюсь.
– ответила Лариска, и это была правда. Ей Фома надоедал быстро, а уж она ему ещё быстрее.
– Вот. Так что им же самим выгоднее меня скорее выписывать.
Вика уходила от окна, вглядываясь в него через дождь и махая рукой. Ничего там хорошего, в окне бокса, не было, и лишь одна красная майка Фомы, самая любимая, уже из личных его вещей, выглядела жизнеутверждающе. Увидев, что Фома делает какие-то знаки, Вика оглянулась и поняла, что сзади лужа. Она развернулась, помахала последний раз, взяла Лариску под руку и пошла по дорожке, больше не оглядываясь на зависшего в окне Фому.
СКЕЛЕТ ТРОПИКАНКИ
Нет картины более удручающей, чем вид больного и прыщавого негра с жёлтыми глазами. Мутным дождливым утром привели его в номер Фомы и оставили. Негр прыгнул сразу на кровать у стены, свернулся калачиком и замер.
В первые моменты Фоме показалось, что всё это ему снится - снится исполненная своего профессионального долга Галина Петровна, сопровождающая негра, снится Лидия Кузьминична с бешеными глазами, ну и сам негр в почти уже собственном боксе Фомы - конечно, тоже только плод его утренних сновидений. Но тут Фому укусил вполне настоящий комар, Фома шлёпнул его, и к нему полностью вернулось чувство реальности. Фома сел на кровати и позвал:
– Эй, на той койке! Ты там живой?
Спина негра согнулась в дугу, ноги прижались к стене, всё это заинтриговало Фому ещё сильнее.
– Эй, ну повернись, дай хоть на тебя посмотреть-то... Ты сюда что, просто полежать или болеть пришёл?
Но тут в бокс вошла Галина Петровна, принесла стопку одежды, встала напротив негра и сказала:
– Пожалуйста, идите в ванную, помойтесь и отдайте мне все ваши вещи. А вам вот.
– и она положила в ногах негра всё, что принесла, в том числе такого же цвета, как у Фомы, халат и больничное полотенце.
Фома наблюдал, как негр, внимая её просьбе, поднялся, вошёл в распахнутые Галиной Петровной двери ванной, а Галина Петровна внесла за ним его новое бельё.
Зашумела вода, Галина Петровна быстро вышла
– Вещи, вещи свои не забудьте мне отдать! Их вам после окончания лечения вернут!
Но никто ей ничего не отдавал. Всё так же шумела вода, было слышно, как негр пыхтел там и плескался.
– Ой, ну что же он там, не понимает, что ли?..
– жалобно произнесла Галина Петровна.
– Может, ты зайдёшь к нему и заберёшь его вещи, обратилась она к Фоме, - а то мне их надо сестре-хозяйке нести, она ругаться будет...
Но идти к негру, который в ванне мылся, Фома совсем не хотел. И не то, что боялся, просто как-то уж совсем это показалось ему не по-человечески. Врываться, да ещё и вещи отбирать.
Галина Петровна присела на среднюю кровать и принялась ждать, испуганно глядя на дверь ванной.
– Что с ним, с этим негром?
– спросил Фома у Галины Петровны.
– Да, гепатит как у тебя, - ответила она.
– ты всё скучал, теперь вот тебе, сосед...
– Понятно, - сказал Фома.
В этот момент в бокс ворвалась Лидия Кузьминична.
– Где? Где вещи больного? Почему они ещё не у меня, мне их надо под ключ закрыть!
– заполошно заговорила она, глядя на Фому.
– Лидия Кузьминична, он моется, не успел отдать, - вскочила Галина Петровна, - сейчас, вымоется и отдаст.
– Ну я же сказала - забрать сразу! Это же всё инфекция, вы что, порядка не знаете?
– Ну как же я заберу...
– Как-как? Забрать, и всё! Они же там рядом где-нибудь лежат, не в одежде же он моется! Вон, его пошлите!
– махнула рукой сестра-хозяйка в направлении Фомы.
– Он не хочет.
– Не хочет! Ишь, капризный какой, всё порядки свои здесь устанавливает! А сами что - голого больного не видели? Пойдите и возьмите вещи...
– но сестра-хозяйка не могла не знать, что вещи больных - это её компетенция, значит, по-хорошему, и идти за ними придётся ей самой. И потому-то она так и кричала, что не знала, как вести себя с больным-негром. Негров никогда ещё не было в их больнице.
Лидия Кузьминична постучала толстым кулаком по двери и крикнула:
– Больной, отдайте вещи! Вещи отдайте! С вами говорит сестра-хозяйка!
– Может, он вас не понимает?
– предположил Фома.
– А вы на его родном языке попробуйте!
Лидия Кузьминична сначала не поняла, а затем впала в крайнюю форму негодования:
– Ты мне все нервы уже истрепал, ишь, какой выискался! Да когда ж тебя только выпишут, ты ж с ума сведёшь кого угодно!
Она набрала воздуха для новой фразы, но тут вода стихла, и все замерли в ожидании. Минуты три негр копался за закрытой дверью, а затем вышел весь помытый, в больничном халате и босиком. Он молчал, молчали и все остальные.