Это лишь игра - 2
Шрифт:
— И они не побоялись?
— Наоборот. Вдохновились. В смысле… ну, они же гоняются за сенсациями, тем более если дело касается громких имен. Только они попросили никому до выхода их материала больше ничего не рассказывать.
— Да, конечно. Ой, я вам даже чай не предложила, — спохватываюсь я. — А давайте я вас накормлю? У нас есть пирог с курицей. Бабушка утром испекла…
— А знаешь, давай! Я весь день бегаю, даже не обедала сегодня. А, оказывается, голодная как волк.
Но поесть она не успевает — почти сразу Олесе Владимировне звонит муж
Как только она уходит, на меня вновь наваливается тяжелое, раздирающее чувство. Оно, как болезнь, душит, выматывает, грызет изнутри. И как от него избавиться, как его хотя бы немного заглушить — я не знаю.
Уже ложусь спать, как вдруг звонит телефон. Герман!
Долю секунды я медлю, но потом словно срываюсь. Принимаю вызов и, судорожно выдохнув, говорю:
— Герман, я в беде…
42. Лена
Я в беде…
Ну зачем я так сразу? Как обухом по голове. Ведь не хотела на него ничего вываливать.
— То есть со мной всё в порядке, не думай. Просто… тут всякие сложности. Это несмертельно, но… я не знаю, что мне делать. Герман… ты меня слышишь? — спрашиваю его.
— Можешь выйти? — отвечает Герман.
— В смысле — выйти? Куда? — теряюсь я.
— Из дома. Во двор.
— Ты здесь? А как…? Откуда… Да, конечно! Подожди минуточку.
Я, стараясь не шуметь, бегу на цыпочках в прихожую. Накидываю ветровку, сую ноги в кроссовки и уже собираюсь выходить, но на пару секунд приостанавливаюсь перед зеркалом.
Глупости все это, говорю себе. Да и темно уже на улице. Но все равно быстро распускаю волосы, поправляю их и выхожу. Герман любит, когда они свободно лежат по плечам и спине…
Выскакиваю во двор, вижу его машину и устремляюсь было к ней, но тут же слышу его голос совсем рядом, сбоку.
— Лен…
Я от неожиданности вздрагиваю и оборачиваюсь. Герман стоит у самого подъезда, прямо за спиной, чуть сбоку. Держит руки в карманах брюк. Я останавливаюсь напротив него.
— Привет… — говорю тихо.
Герман сегодня совсем другой. Я это сразу чувствую. Со мной он всегда держится благодушно и снисходительно. Порой нежно, порой немного насмешливо. Голос его, когда говорит со мной, какой-то ласкающий и обволакивающий. И эта его аура, или как хотите ее назовите, обычно меня окутывает, словно наркотический дурман, затягивает и практически лишает воли. Так, что я могу как угодно поначалу трепыхаться, но все равно вскоре таю и млею. И забыв всё на свете, тянусь к нему.
А сейчас он максимально собран и сосредоточен. Я, наверное, никогда его таким не видела. Он даже смотрит на меня иначе — пронизывающе и очень серьезно. Будто ему предстоит сообщить мне трагическую весть, и он боится, что я не вынесу. Мне даже не по себе от этого становится.
— Привет, Лена. Как ты? — и говорит не так, как раньше. Как будто с едва уловимым надломом.
— Со мной все в порядке, — отвечаю я.
Несколько долгих секунд он еще
И тоже совсем не так, как раньше. Сексуального в его объятьях сейчас нет ничего. Он просто прижимает меня к груди. Крепко. Щекой упирается в мою макушку. Так, будто мы очень давно не виделись, истосковались и вот наконец встретились. Или, наоборот, словно он со мной прощается навсегда.
Но эту мысль я отгоняю. Не хочу о плохом. Мне кажется, я сейчас чувствую его как никогда — остро и мощно. Словно оголенный нерв. Пропускаю через себя его боль и упоение. И сама задыхаюсь от избытка эмоций. Такое ощущение, что мы с ним сейчас — одно целое.
Вот бы век так стоять… с ним вместе… и чтобы ни души вокруг…
— Я не дам никому тебя обидеть, — слышу его шепот. И почему-то верю.
Горячая грудь его мерно вздымается. Я жмусь к нему еще теснее. Но голые ноги мерзнут, все-таки уже осень. Озноб пробегает под кожей.
— Ты замерзла? — отстраняется Герман. — Пойдем погреешься.
Обнимая за талию, он ведет меня к машине.
Открывает передо мной дверцу, потом садится сам и включает печку. Еще и с себя снимает пиджак и кладет мне на колени.
— Так теплее?
Я опять слышу в его голосе привычную нежность, и что-то хрупкое во мне ломается. Неожиданно для себя я начинаю плакать. Не потому, что плохо, а потому что… не знаю, столько во мне чувств сейчас, что держать в себе невозможно. Хотя и нервы, конечно, за последние дни сильно сдали.
Герман, развернувшись полубоком, наклоняется ко мне со своего сиденья.
— Не плачь. Я с тобой. Никто тебя больше не тронет. Обещаю.
Я подбираю слезы тыльной стороной ладони. То киваю, мол, верю. То, наоборот, качаю головой — хочу сказать: не обращай внимания. Но вместо слов лишь всхлипываю.
Герман достает из бардачка бутылку с минералкой, открывает, протягивает мне.
— Попей…
Делаю глоток.
— Еще пей…
И я действительно успокаиваюсь. Он так и сидит полубоком, смотрит на меня, гладит мои волосы рукой. И молчит. Не торопит. Ждет, когда я сама заговорю.
— Помнишь, я хотела тебе кое-что рассказать? — шмыгнув носом, спрашиваю я. — Ну, когда мы ездили к тебе?
Не отрывая взгляд, Герман кивает.
— Я еще тогда хотела, но потом тебе позвонил губернатор. И я как-то… не знаю. Передумала. А зря, наверное. Но ты пойми, я не хотела тебя напрягать. Ты же должен с ним быть в хороших отношениях, а тут… тут просто ужас…
Герман не перебивает, но я вижу, как мрачнеет его лицо.
— В общем, у меня есть подруга. Мы с ней в одной группе учимся. Юля Орлова. В прошлые выходные она пригласила меня на день рождения. А еще пригласила сына этого твоего Леонтьева. Славу. Ну, они до этого какое-то время встречались с Юлькой. Он пришел с другом. С двумя друзьями, но третий… — я покачала головой… — ушел куда-то… не знаю. Я тоже рано ушла. Мне надо было к…