Это лишь игра - 2
Шрифт:
Короткий халатик ползет вверх, оголяя бедро, но Юлька на это даже внимания не обращает. Зато обращает Антон. Действительно обращает, а не делает вид. То есть сейчас он, наоборот, старается на нее не смотреть, но взгляд сам все время туда соскальзывает. Липнет, плывет. А я чувствую себя ужасно. Это, как ни странно, не ревность, не обида, ничего такого даже близко. Мне просто неловко с ними. Как если бы я забрела в чужую спальню.
?Я не знаю, улавливает это сама Юлька или нет — слишком уж непосредственно она держится, но между ними явно что-то зреет. Иногда ловлю и на себе взгляд Антона.
Юлька беспечно болтает, рассказывает, чем они тут занимались всю неделю. А Антон молчит — ни слова, ни звука не обронит. По-моему, он со мной даже не поздоровался сегодня.
— Слушай, эта журналистка, по ходу, где-то по дороге потерялась. Сама сказала, что придет с утра пораньше. Уже обед, и где она? — спрашивает Юлька, качая одной ногой. Потом выпрямляет ее, задерживая на весу, крутит стопой и разглядывает педикюр. А Антон буквально залипает на ней, правда быстро спохватывается, отворачивается и… краснеет.
— Блин, лак слезать начал, — хмурится Юлька. — И с собой ничего нет… всё в общаге осталось… Скоро буду ходить, как бичиха. Ай, да и плевать, — она широко мне улыбается, а на Антона и его взгляд, полный желания, — ноль внимания.
— И она не звонила? Не говорила, что задержится? Может, я тогда позвоню Олесе Владимировне? Спрошу ее…
— Англичанке своей? Ну, позвони, — пожимает плечами Юлька и спрыгивает со стола. — Пойду что-нибудь на обед сварганю.
Как только она выходит, напряжение в комнате становится просто невыносимым. Прямо до удушья. Если бы не мой звонок Олесе Владимировне, я бы, наверное, выскочила вслед за Юлькой.
Если она не ответит, так и сделаю, думаю я, слушая длинные гудки. Я даже стою к Антону спиной, чтобы не встретиться с ним взглядом.
Олеся Владимировна в конце концов отвечает на вызов, но про журналистку не в курсе.
— Я сейчас созвонюсь с редактором и всё выясню, — обещает она. — Может, форс-мажор какой-нибудь… Хотя все равно уж предупредить-то должна была бы… Ладно, чего гадать… сейчас узнаю.
— Ладно, спасибо. Буду ждать.
— Подожди, Лена. Еще важный вопрос… Я же поговорила с папой насчет твоей бабушки. Насчет профилактория. Он готов помочь… ну, ускорить… чтобы без очереди, без проволочек сразу ее взяли. Но все равно от вас нужны документы: паспорт, ну это понятно. Справка из поликлиники от участкового терапевта по форме… э-эм… я забыла, боюсь соврать. Давай лучше я тебе в мессенджере всё пришлю. Там небольшой список… самые основные анализы, ЭКГ, флюорография… за два-три дня можно всё оформить. И пусть бабушка отдохнет и подлечится заодно. А мы пока с вашим делом разберемся…
Я благодарю ее и завершаю вызов. Очень хочу выйти отсюда, но заставляю себя остаться. Поворачиваюсь к Антону.
— Привет, — здороваюсь повторно. А он опять не отвечает, но смотрит неотрывно. Исподлобья. Губы при этом сжаты так, что заострились скулы.
— Я рада, что вы с Юлей поладили… Видела, у тебя уже получается приподниматься. Это круто! Вообще здорово. Ты — молодец, — делаю еще одну попытку вытянуть из него хоть слово. Но тщетно. Антон как воды в рот набрал.
— Антон, ты на меня за что-то злишься? — спрашиваю его уже прямо.
Все равно молчит.
— Понятно, — вздыхаю
Я встаю и иду к двери, как вдруг слышу за спиной:
— Зачем ты сюда приехала?
Я останавливаюсь. Оглядываюсь на Антона.
— Прости?
— Зачем. Ты. Сюда. Приехала, — повышает он голос, чеканя каждое слово.
— Я не понимаю тебя. Что с тобой?
— Какого хрена ты сюда притащилась? Так понятнее? — вдруг взрывается он, но тут же сбавляет тон. Но говорит хоть и тише, но все равно с какой-то агрессивной истерикой. Он даже снова привстает на локте. Но сейчас я замечаю лишь его лицо, побагровевшее от злости. И просто не знаю, как на всё это реагировать. Смотрю на него ошарашенно и не могу вымолвить ни слова. Таким я никогда его не видела.
— Чего заткнулась? Тебе сложно ответить? Зачем ты сюда таскаешься? Вали отсюда, поняла? Нечего тебе сюда таскаться. Я уже видеть твою… тебя не могу! Ты мне уже осточертела до тошноты!
Прооравшись, Антон падает на спину и закрывает глаза. Потрясенная, я пячусь к двери.
— Лен… — снова говорит он, не открывая глаз, не поворачивая головы. — Не езди сюда больше. Пожалуйста. Я… я не хотел хамить. Извини. Просто… я больше тебя не люблю…
44. Лена
— … И больше не хочу тебя видеть, прости… — заканчивает Антон.
— Хорошо, — глухо отвечаю я. — Я не буду больше приезжать. Буду просто помогать деньгами по мере возможности…
— Да не надо нам от тебя ничего! — снова вспыхивает Антон. — Просто уйди! Исчезни! Из дома, из нашей жизни!
Он вдруг со злостью ударяет кулаком о стену.
— Извини, — отвечаю я. Щеки пылают так, будто меня по ним отхлестали. Я не понимаю его ярости.
За спиной слышу шорох и приглушенный возглас. Поворачиваюсь к двери — на пороге стоит Вера Алексеевна, зажимая рот ладонью. А позади нее маячит Юлька, пытаясь понять, наверное, что здесь происходит.
Вера Алексеевна смотрит на меня виновато и жалостливо.
— Извините, — роняю я и быстро выхожу из комнаты.
— Леночка, подожди! — зовет меня она, но я, не останавливаясь, иду в прихожую. Слышу, как она с горечью бросает Антону: «Как ты мог?! Как ты мог…». Затем устремляется за мной и ловит у входной двери.
— Леночка, не уходи! Прошу! — жалобно стонет она, хватая меня за рукав. — Не уходи вот так! Пожалуйста…
Мне хочется отцепить ее руки, оттолкнуть ее, вырваться отсюда. Но она плачет и смотрит с такой мольбой, что невозможно не уступить. Я следую за ней на кухню. Юлька тем временем о чем-то говорит в комнате Антона за закрытой дверью. Пусть.
— Леночка, прости… прости… Ты так много для нас сделала… Если бы не ты… Я не знаю, что с ним. Антон никогда таким не был. Это всё болезнь поганая. Испортила его… довела до ручки… он так от отчаяния…
— Да, я понимаю, только…
Но Вера Алексеевна не дает мне слова вставить.
— Он одумается… он тебя очень любит, я знаю. Просто измучился… Но я не оправдываю его, ты не подумай! Мне так стыдно перед тобой, так стыдно… Прости нас, Леночка, прости его и меня…
— Пожалуйста, не надо, — прошу ее.