Это моя жизнь
Шрифт:
на машине из города и по дороге выбросил в их деревне. Сука
прижилась в её доме, и Лида кормила питомцев, чем могла, в
основном блинами да супом и костями, что покупала специально для
них в городе, куда ездила еженедельно, добираясь то на колхозном
автобусе, что ходил туда почти ежедневно, то на рейсовом, ходившем
из города в их сторону в понедельник и субботу утром и вечером. И
всё было бы в порядке, если бы приблудная не оказалась беременной
и
бывшему хозяину – Шарику, и разместила там своё потомство,
состоявшее из пяти щенков, не подпуская и близко к ним прежнего
обитателя до тех пор, пока щенята не стали гулять по двору и
выходить на улицу.
Вот с этого момента и кончилась спокойная жизнь Лиды.
Подрастающее собачье потомство требовало всё больше и больше
еды, а исхудавшая мать, не довольствуясь тем, что предлагала ей
хозяйка, вынуждена была искать дополнительное пропитание. По
деревне поползли слухи о пропадающих курицах и цыплятах, а из
соседней деревни пришла хорошая знакомая Лиды, ранее
поддерживавшая с ней приятельские отношения, с претензией, что её
Шарик вместе с приёмной сукой собрали стаю собак и напали на её
овец, основательно покусав некоторых. Скандал разгорелся
нешуточный, соседи требовали избавиться от собак, причём особенно
недовольна была Татьяна, старшая сестра, у которой также погибли
три курицы.
11
Лиде ничего не оставалось, как позвать колхозного ветеринара с
просьбой усыпить её собак. Тот не заставил себя долго упрашивать и
сделал уколы сначала взрослым собакам (их пришлось держать
Лиде), а затем и щенкам. И даже сейчас, когда вспоминала их,
лежащих на голой земле двора, у неё перехватывало дыхание, тогда,
выйдя через "задник», - дополнительную дверь со двора – в огород,
она упала на траву, не в силах сдержать рыданий.
Позднее, сложив неподвижные, бездыханные тела собак в стальное
корыто, в котором волоком развозила навоз по огороду для удобрения
или вывозила мусор на свалку, попросила подростка, сына соседки,
отвезти их в ивняк подальше от деревни и закопать там, не имея сил
заняться этим самой. С тех пор она уже не заводила собак, а
отношения с сестрой оставались натянутыми: они почти не общались.
Отношения же с зятем оставались прежними, но, в конце концов, и с
сестрой они несколько улучшились в начале этой осени. Та уже редко
выходила из дома, почти не ухаживала за огородом, предоставив это
заботам мужа, поскольку жаловалась на ноги и была старше Лиды на
семь
Выйдя из подъезда, она, сама от себя не ожидая, с непонятной
осторожностью ступила на белую, покрытую снегом землю двора. Снег
был неглубокий и влажный, такой, что можно было лепить снежную
бабу или играть в снежки. Несомненно, он растает скоро и будет снова
очень мокро и грязно, но ехать было надо, откладывать поездку она
уже не могла.
Маршрут автобуса пролегал через три населённых пункта и
заканчивался в деревне, расположенной от районного центра на
расстоянии двадцати километров, где когда-то был известный в
области плодово-ягодный совхоз, работники которого не бедствовали
в советское время, но потом он распался, и теперь в этой деревне
остались одни пенсионеры да те из селян, кто мог перебиваться
личным хозяйством. Бурлившая, кипевшая когда-то ключом жизнь в
этих местах словно замерла, сошла на нет, сникла, исчезла.
Обрабатываемые, засеваемые ранее поля захирели, заросли молодой
порослью березняка и ельника. Лида была этим летом в тех местах,
когда они с племянником ходили за грибами, и не узнала их: так
изменились они за последние двадцать лет.
12
В деревне было пусто. Селян, работавших в колхозе, здесь было
мало и они или уже ушли на работу или только собирались, а
пенсионерам некуда было торопиться, и если они и проснулись, то
были заняты домашними делами: в первую очередь, нужно было
истопить печь, чтоб прогреть остывшую за ночь избу, а заодно
приготовить еду, что и было понятно по дымившимся трубам
большинства жилых домов.
Собственный дом показался несколько странным, чуть-чуть
незнакомым после месячного отсутствия, и Лида поняла, в чём
заключалась эта странность. Летом в гости к ней приезжал брат с
женой и маленькой внучкой; при нём она посетовала на
разваливающийся забор и ещё кое-какие неполадки в хозяйстве. Брат
всё исправил: убрал старый забор, поставив новый, купил краску для
покраски забора и избы, обшитой «вагонкой» и покрашенной ранее
олифой, выцветшей уже от дождя, снега и солнца, но сам уже не смог
заняться покраской, вскоре уехав, поэтому всё завершить пришлось
ей. Теперь на белом фоне и забор, и изба особенно выделялись,
поэтому казались несколько чужими, по сути, они и были уже чужими,
если учесть, что принадлежали брату, поскольку Лида подарила дом,
заявив, что если он откажется принять дарственную, то она продаст