Это настигнет каждого
Шрифт:
– Почему, если вы не можете предложить посетителям даже воду, вы держите заведение открытым?
– Мы следуем определенному предписанию, мой господин.
– Но если предписание уже не содержит в себе ничего разумного? Если оно не соотносится ни с какой реальностью? Это ваше заведение, судя по внешнему виду,-пивная; но пивная, уже практически не существующая, опустошенная, с израсходованными запасами; вы только что подали нам последний стакан воды!
– Нас не собьешь с толку жалобами, мой господин. Мы обязаны держать заведение открытым до
Матье качнул головой, раздраженный всем этим вздором. И попробовал задать кельнерше новый вопрос:
– А если последний гость покинет заведение и больше никто приходить не будет, вы все равно не закроете дверь?
– В предписании такое не предусмотрено.
Матье задумался. И потом примирительно сказал:
– Обстоятельства нынешней ночи как будто дают повод для подобного спора. Однако и в ваших, и в моих словах есть явное преувеличение! Земля ведь еще не пришла в упадок, и полюса не поменялись местами.
– Не знаю, что вам на это ответить, мой господин; я понимаю только простые вещи, - Кельнерша, казалось, теперь твердо решила уклониться от дальнейшего препирательства. И все же через какое-то время Матье услышал, как она снова заговорила:
– Глубокой ночью человек не помнит о дне. Человек его просто ждет. Но однажды случится так, что люди больше не смогут приветствовать новый день. Таково, по крайней мере, общее мнение жителей этого города.
– Ну да...
– ответил Матье, растягивая слова.
– Однажды - неопределенное слово, оно может подразумевать и очень отдаленное будущее.
– Или очень близкое, - сказала кельнерша.
– Все, кто верит в долготерпение универсума, будут ошеломлены его вспыльчивостью.
– Как мне вас понимать?
– спросил Матье.
– Турбины, производящие для нас свет, однажды остановятся: сломаются или проявят свою волю другим способом. Вода тоже не в руках человечьих, она существует в более протяженном времени, нежели человек.
– Но мы пока не слишком далеко отошли от вчерашнего дня, - ответил Матье, - а еще вчера между человеком и вещами царило согласие. Отчуждение от нас воды и машин не произойдет так внезапно.
– Я вас не понимаю, мой господин. Вчера может оказаться таким же далеким, как эта половина вечности.
Кельнерша взяла меню, уставилась в него. Похоже, разговор перестал ее интересовать или она решила, что тема исчерпана. Матье застыл в растерянности перед буфетной стойкой. Когда он повернулся к Матье-младшему, подыскивая слова, свет вдруг замигал; одновременно уменьшилась его яркость. Вскоре лампочки снова начали светить равномерно, но сила их свечения понизилась более чем вдвое.
– Турбины уже отказывают, - сказала кельнерша.
– Вот стакан воды, Андерс, - сказал Матье.
– Это единственный, последний...
– Я очень хочу пить, - сказал младший.
– Позволь мне, пожалуйста, выпить все одному.
– Я так и думал, что он для тебя, - ответил Матье.
Потом он вспомнил, что Андерс
Когда Андерс выкурил сигарету, Матье предложил поискать другую пивную. Мальчику предложение не слишком понравилось, хотя он, пока меланхолично курил, опять пожаловался на голод и жажду. Он сказал, что они все равно не найдут нужное им заведение. И что сам он недостаточно знает окрестности, чтобы оказать в этом деле заметную помощь.
Матье, настроенный не так скептично, постарался успокоить своего спутника. Они поднялись, попрощались с хозяйкой. Дойдя до двери, заметили, что лампочки вот-вот погаснут.
И поспешили выйти на улицу.
Но какая неожиданность! К тьме теперь что-то примешивалось, хотя в первый момент они этого не поняли: серое мерцание, которое не было светом, а исходило от субстанции, еще недавно отсутствовавшей. Небо, похоже, стало даже темнее, чем прежде; если что и изменилось, так именно земля. Матье наклонился - определить на ощупь, что с ней сталось. Он ухватил рукой холодную пыль, рыхлую ледяную насыпку. Это был снег. Сразу после такого открытия, крайне его напугавшего, он ощутил снег - напыляемый сверху - и на своем лице, на руках. Пройдя пару шагов, он, даже не спросив Андерса, повернул обратно к пивной. Но открыть захлопнутую им же самим дверь не сумел. Видимо, какой-то механизм сработал и заклинил ее - случайно. Или ее закрыла изнутри человеческая рука?
– Нам придется искать спасения в другом месте, - сказал Матье.
– Снегу насыпало много, - сказал мальчик.
Матье заметил, что у его попутчика стучат зубы.
– Возьми мое пальто, Андерс!
Младший молча подождал, пока Матье снимет пальто, и закутался в это пальто сам.
Они пошли вперед. Куда направиться, не знали. Направление задавал Андерс. Он взял Матье под руку, прижался к нему. Пальто, казалось, его согрело - во всяком случае, он уже не дрожал.
Поскольку конкретной цели они не имели, а лишь надеялись набрести на пивную или другое подобное пристанище, ничто им не мешало присматриваться к ночи. Их восприятие обострилось.
– Похолодало, - сказал Матье, - это из-за ледяной крошки, что сыплется сверху.
Они остановились, пощупали легкий снег, по которому ступали и который делал их шаги беззвучными.
– Мне уже до щиколоток достает, - сказал младший.
Старший высунул язык, попробовал на вкус ледяные
зернышки, которые падали все гуще и гуще и уже окутали, подобно туману, последнее, что еще оставалось зримым.
Они зашагали дальше; двигались молча, бок о бок, полные смутных предчувствий - как звери, застигнутые врасплох внезапным приходом зимы и уже догадавшиеся, что для них начинается время суровых испытаний.