Этот большой мир. Тайна пятой планеты
Шрифт:
Он непонимающе уставился на меня.
— Самоликвидировалась… взорвалась то есть? Это что, был ядерный взрыв? Но, как же… там ведь «Скиф-Алеф», Шарль?
Меня трясло — ещё немного, и не выдержу, сорвусь, начну биться, словно в эпилептическом припадке…
— Ты что, не понимаешь, Юр? Бот оказался в самом эпицентре термоядерного взрыва! Их даже не на атомы разнесло — на элементарные частицы, кварки!
Юрка ошарашенно охнул. Я повернулся к пульту — свет шкал и экранов приборов смешивался в отсветами мириад безнадёжно далёких
Что ж, и на том спасибо… Я постучал согнутым пальцем по корпусу передатчика. Привычный, почти инстинктивный жест, вроде того, как стучат по крышке лампового телевизора, когда тот начинает барахлить.
Но этого не требовалось — на панели загорелась зелёная лампочка, засветились шкалы, и в динамиках сквозь трески и шорохи потревоженного эфира прорвался голос.
— «Гнездо» вызывает «Птичек». — заговорил Волынов. Монахов, Шарль, ответьте «Заре». Наши приборы с ума посходили, что у вас там стряслось?
Ответить я не смог. Горло перехватило, вместо слов наружу рвался какой-то вой, и я с трудом его удерживал.
Кащей вовремя оценил моё состояние — перекувырнулся через мою голову, зацепив башмаками «Кондора» потолок кабины, выругался, устроился в ложементе щёлкнул замком пристяжных ремней и завладел микрофоном.
— «Гнездо», у нас нештатная ситуация. Японская торпеда сдетонировала. Вероятно, получила команду на самоликвидацию.
Пауза тянулась невыносимо долго.
— А д’Иври с Ветровым?..
— С Димой всё в порядке. В момент детонации он был на борту «буханки» и не пострадал.
— У вас на борту? Но почему?..
— Шарль его катапультировал… принудительно. Мы подобрали.
— А сам он остался на «Скиф-Алефе»?
— Да. Догнал торпеду и зацепил манипуляторами. Мы пытались с ним связаться, и сейчас пытаемся, но ответа нет. На радаре… Юрка скосил взгляд на экран, потом на ящик регистратора. — На радаре тоже пусто. Приборы зафиксировали сильный всплеск рентгеновского излучения. Это всё.
…Действительно — всё, говорить больше не о чем…
— Что с нашей торпедой? Вы её видите?
Я отобрал у Юрки к микрофон, одновременно пытаясь разобрать что-то на экране радаре. Что бы не случилось, пора брать себя в руки — капитан я, в конце концов, или тряпка?
— Борис Валентиныч, это Монахов. Докладываю: торпеду ясно вижу. Идёт заданным курсом, отклонение в пределах… да, в пределах допустимого. До контакта минута сорок семь.
— А «Фубуки»?
— Японцы в створе тахионного зеркала, на высоте примерно шестисот километров. Включили маневровые, разворачиваются.
— Пытаются выйти из створа?
Вместо меня ответил Леднёв — конечно, Валера на мостике, где ж ещё ему быть?
— Нет, они повернули к нашей торпеде, наращивают ускорение.
— Поздно. — в голосе Волынова мелькнуло удовлетворение. Теперь ни до неё никак не дотянутся.
Я посмотрел на радар. Рядом с отметкой «Фубуки» лихорадочно мелькали цифры — вектор, скорость, ускорение.
— Борис Валентиныч, японцы не успеют выйти из створа «обруча». Если торпеда сработает, их захлестнёт энергетическим выбросом! Может, отменить подрыв?
Пауза длилась невыносимо долго — между двумя ударами сердца, набатом отозвавшимся в мозгу.
— Никаких отмен. Мы их предупредили, теперь пусть пеняют на себя. А вы разворачивайтесь — и прочь оттуда, на полной тяге!
— Погодите, Борис Валентиныч! — голос Леднёва едва не срывался на крик. — У «буханки» датчики направлены вперёд по курсу. Если они сейчас развернутся, мы не получим показания в момент выброса, а это очень, очень важно!
— Монахов, всё слышали? — отозвался Волынов. — Готовы задержаться для сбора данных?
Я посмотрел на Кащея. Юрка отвернулся, делая вид, что его эти разговоры не касаются.
— Готовы, товарищ капитан. Если это нужно, разумеется.
— Нужно, Лёшка, очень нужно! — крик астрофизика отразился от стен тесной кабины «буханки». Неужели вырвал микрофон у Волынова?
— Леднёв, к порядку! — рявкнул капитан. — Монахов, время до контакта? —
— Сорок три секунды.
Оставайтесь на месте. Примите меры предосторожности… какие нужно.
— Принято! — отозвался я.
Волынов и Леднёв умолкли. В динамиках слышно было тяжёлое, прерывистое дыхание, и я представил, как Валера вцепился побелевшими пальцами в спинку пилотского ложемента, как ползут капли пота по лбу капитана, как схватилась ладонями за лицо замершая в проёме входного люка Юлька — она ведь наверняка там…
— Двадцать секунд до контакта. — заговорил Кащей. — Девятнадцать… восемнадцать… семнадцать…
Точка торпеды на экране почти слилась с плоскостью тахионного зеркала. Сверху к ней огромной жирной мухой ползла радарная отметка «Фубуки». Зачем? Неужели Гарнье не может смириться, что опоздал, что не в состоянии что-либо сделать? И вообще — зачем он затеял всё это? Неужели только из- за своего раздутого сверх разумных пределов самолюбия?
— Девять… восемь… семь… — продолжал отсчитывать Юрка. — Ребята, берегите глаза.
Я поспешно отвернулся, зажмурился изо всех сил и прикрыл лицо руками. И всё равно — вспышка была такой силы, что неистовый поток света пронизал, как лучшее оптическое стекло, металлический корпус буханки, мои ладони в перчатках «Кондора», залил всё вокруг ослепительно-голубым, от которого вот-вот лопнут глазные яблоки, и вскипит мозг.
Сияние, затопившее мироздание, угасло. Я медленно досчитал до двадцати пяти и оторвал руки от лица. В динамике выло и верещало — эфирный след энергетического выброса, ясно…