Этот век нам только снился. Стихи
Шрифт:
В запотомный плёс,
Ни имён моих,
Ни моих волос,
Ни в расцветке глаз,
Ни в раскрое лба
В сумасшедший раз
Не узнать себя.
Эта синь в руке
В небеса – жур-ша!
По строке-реке
Всё плывёт душа…
Я сам себе не ровен – хоть похож.
Когда узнать захочешь – узнаёшь,
Как ловко в Бога спрятался подлец.
Я сам
Не водолей, не овен.
Я – близнец.
С каждой песней нудней и тоскливей,
Что за пенье под клёкот команд?
Думал, буду, как утренний ливень,
Только стал, как вечерний туман.
Замутился над брошенным полем,
И с рябого его лица
Эту песню я выпел запоем,
Словно жизнь перешёл до конца.
Владелец звёзд больших и эполет
Спросил: "А сколько этой песне лет?"
Как объяснить запевшему генлею,
Что песня срока не имеет?
Она имеет жизни некий срок.
Но это – разное.
Да взять ли ему в толк?..
Я не пишу стихов длинней семи.
Восьмого не найдёте чуда света.
Ответ – за семь. Залезешь до восьми -
Потребует Всевышний два ответа.
Стихи, как молитвы, должны быть похожи,
Стихи, как молитвы, должны быть о том же.
Совсем несерьёзны. Вообще – несуразны.
Но только – о том же, о том же. О разном.
Октябрь стекал – куда? Хотя б река
Тогда застыла поскорей, потвёрже,
Чтоб в омутах не сгинула строка:
"Октябрь истекал погибельно-восторжен".
Был груб красой косой его эскиз.
Идти! А я завяз в опавших думах.
От правки почерневшие листки
Гнал ветер стервенело и угрюмо.
Тот – прятался за чёрный воротник.
Тот – примерял жабо. Тот – шею.
Тот – песню перековывал на крик,
Орал про меч двусмертного Кащея.
А я всё ударялся в грязь лицом,
Валился в колею, живым колея,
Я был гонцом, я был пути концом,
Не возвратившейся кометою Галлея.
Октябрь… ох, тебя б в тиски!
Содрать драчнёй угрюмую личину!
Да поздно: почернелые листки -
Мой реквием – лежат на пианино.
Двурукая моя душа:
Одною крошит лёд,
Другой сгребает жар.
Она – паук.
Она – гарпия,
Затем,
Не показалась смертью энтропия.
Законов нет,
Есть неуменье слов
Прорезаться в забожье зазаконье.
Спермодинамика живых костров
От неуменья слов – в загоне.
Да, мы – ловцы,
Но более – улов.
Мы и письмо,
Но – и сургуч конверта.
А смерть жива от неуменья слов
Поведать повелительно о смерти…
Как иные, признаваясь
В прегрешеньях зова всуе,
Как иные, приземляясь
Привиденьями за край,
Я спасаюсь, приблокнотясь,
Я рисую
На банкнотах,
Что из листиков блокнотных,
Лики Бога,
Чтоб хватило на билетик -
Дорога туда дорога!
–
На один билетик в рай.
Всё бывает, всё бывает -
В песне не солгать!
Но бывает – песни забывают
Новые слагать.
Всё бывает, всё на свете.
Буря без следа.
А бывает – самый тихий ветер
Рушит города.
Всё бывает, всё – ей-богу!
Гром с пустых небес.
А бывает – не найти дорогу
К самому себе…
– Откройте мне примету, по какой
В цветном развале этом
Сумел бы я не прозевать
Рождение Поэта.
– Не прозеваете, родной!
Поэт – на мне проверьте -
В стране великопречудной
Рождается со смертью…
Главные нытики – пришлые орды.
Всё не так: давка, лавки в грязи…
Души их, опылённые городом,
Облетают без завязи.
Человекозвучащиегордо,
На Спасский фонарь слетевшееся поэтьё,
Я и сам невесёлая морда,
Но ненавижу ваше нытьё!
Своего нытья вы только и стоите,
Но, как за самый поэтский грех,
Не люблю вас за то, что ноете,
Когда шапки бросаете вверх.
Важна не школа, а душа.
Не карандаш, а то, невидимое глазом,
Что с угольных темниц карандаша
На волю прорывается алмазом.
Я долгожитель.
Потому что время у меня – своё.
Всерьёз.
Я выращиваю его
В кефирном пакете,
Удобряю навозом проз,