Ева
Шрифт:
Вейдер, запахнувшись в плащ, чтобы скрыть от посторонних глаз рану, которая, кажется, открылась и начала кровоточить, обогнул корчащегося у его ног человека и приблизился к капсуле, в которой лежал Люк.
— Насколько сильно он пострадал? — спросил Вейдер. Впрочем, он уже и сам оценил состояние Люка, и теперь сожалел о том, что бездумно растратил Силу на то, чтобы придавить этого скользкого червяка Вайенса вместо того, чтобы помочь сыну.
— С ним все будет в порядке, лорд Вейдер, — мягко ответила женщина-врач. — Кажется, вы тоже нуждаетесь в помощи? — ее маленькая белая ручка
Но ситх бесцеремонно стряхнул ее руку с свей руки, и упрямо запахнул полы иссеченного осколками плаща.
— Мне не нужна ваша помощь, — произнес он.
— Но у вас идет кровь! — настойчивее произнесла Ирис. — Лорд Вейдер, позвольте, я осмотрю вас, возможно, ранение серьезное?
Вейдер вновь глянул на нее.
Странное чувство посетило его.
От женщины, насмерть перепуганной войной, от которой за милю разило ужасом — страхом перед Дартом Аксом, — меж тем веяло опасностью. Вейдеру даже показалось, что он раньше слышал этот голос — давно, когда служил Империи, и получал ранения. Тогда, в специальных медицинских камерах, такие же требовательные, но безликие голоса командовали дроидами, а он беспомощно лежал на операционном столе, глядя в застилающий все кругом свет направленных на него ламп, пока его искалеченное, разорваное тело бесцеремонно освобождали от доспехов, поворачивая его, как куклу.
Какие-то неясные видения промелькнули в мозгу Вейдера, прикасающегося Силой к разуму Ирис.
И всюду он видел ее с какими-то пробирками в руках. Женщина склонялась над микроскопом, что-то изучая при большом увеличении, занималась еще какими-то манипуляциями, такими обычными для ее профессии, но это-то и было всего опаснее!
— Мне не нужна ваша помощь, — отрезал Вейдер, прикрывая свою рану. — Отойдите прочь от меня и от моего сына.
В глазах женщины промелькнул испуг, и она невольно отшатнулась от ситха, сверлящего ее своим яростным взглядом. Странно, что она вообще осмелилась к нему приблизиться и тем более — обратиться с каким-то вопросом после того представления, которое он устроил с Вайенсом…
Но, сколько бы он ни пытался понять природу этой странной смелости, сколько бы ни исследовал сознание этой женщины, ответом на все его вопросы был лишь животный страх перед Дартом Аксом, панический, всепоглощающий, и от того… неестественный? Да, пожалуй, так.
Странно, страннно…
— Я сам сопровожу капсулу в медицинский отсек корабля, — сухо сказал Вейдер, жестом отстраняя всех прочь от Люка, лежащего без сознания. — Я не нуждаюсь в вашей помощи!
Склонившись над сыном, Вейдер провел по его щеке пальцами, обтянутыми черной кожей перчатки, и его Сила потекла по его механической конечности, поддерживая Люка.
Странно, подумал Вейдер, глядя, как бледное лицо Люка немного порозовело.
Когда-то так сделал Палпатин, поддерживая жизнь в нем самом. Обгоревший Энакин Скайуокер цеплялся за угасающую жизнь, и Палпатин протянул ему руку, помог удержаться.
И вот сегодня тот, кого он удержал над пропастью,
И почему именно сейчас его настигло это странное чувство, вкус которого он давно позабыл, и которое зовется раскаянием?
Почему именно сейчас, когда он помогает сыну, память его подсказала о Палпатине?
Ведь не станет же сын, подобно самому Вейдеру, желать смерти своему спасителю?
Что за чушь.
Вейдер покачал головой; нет, конечно, не перед Палпатином он чувствует вину. Палпатина он убил бы и еще тысячу раз безо всякого сожаления.
Вейдер сожалел о гибнущей Империи.
Он, именно он создал ее таковой, каковой она была на данный момент, раз за разом покоряя все новые и новые миры.
Он собрал ее по крупинке, отвоевывая у Космоса планету за планетой, он связал эти планеты транспортными артериями, нанизал их, как бусины на нитку.
А сегодня он сам разорвал эту нить. И скоро, одна за другой, планеты начнут скатываться с этой нити обратно в пустоту Космоса, и достанутся тому, кто первый подхватит, кто первый подставит руку под эти падающие бусины. Ведь больше нет железной руки, которая заставила бы их держаться вместе.
Вернись Вейдер, скинь он Палпатина и займи его место в Империи, и все было бы иначе. Он не стал бы прятаться, как крыса, по отдаленным планетам. У него достало бы сил, чтобы подчинить себе армию, и он сразился бы с Альянсом, и, вероятно, сохранил бы Империю в том виде, в каком оставил ее, но…
Но он не сделал этого. Вместо того он позволил все разрушить.
…и эти бусины соскальзывают с разорванной нити, и одна за другой скатываются в темноту и теряются…
Наверное, не раскаяние он испытывал; нет, конечно.
Это была горечь, горечь потери.
Он чувствовал, как рушится все, чему он посвятил всю свою жизнь, и совершенно непонятно, что придет на смену той системе, тому порядку, что приходит на смену прежней Империи. И в этой новой империи какое место займет он? Этого не знал никто, и никто не мог сказать ему этого наверняка.
И все это — ради тебя, Люк. Ради тебя и Леи.
Впрочем, в данный момент глядя на Вейдера, никто бы не сказал, что он сожалеет о чем-то.
Выпрямившись, убрав руку от лица сына, Вейдер кивнул головой:
— Идемте.
Дроиды активировали двигатели капсулы с Люком, и направились к транспортной линии, а Вейдер зашагал рядом.
Да, может, Люку и не угрожает никакой опасности, но приблизиться к нему отец не позволит никому…
Вайенс, на которого Вейдер уже не обращал никакого внимания, и который наблюдал сцену между врачом и бывшим главкомом, едва ли не ползком скользнул вслед за удаляющимся Вейдером. Какими-то странными, то ли прыгающими, то ли ползающими движениями, Вайенс проследовал за Вейдером, не сводя с высокой широкоплечей фигуры ситха своего одержимого взгляда. Больше всего в этот момент Вайенс походил на древесную пучеглазую лягушку, скачущую за приглянувшимся ей комаром.