Ева
Шрифт:
Ирис всегда хотела увидеть, как рождается Сила, из каких неведомых связей, тонких цепочек, химических процессов…
Ах, эти Скайуокеры!
Ирис, шагая по коридору, поискала в кармане пудреницу, и, раскрыв ее, глянула в зеркальце, с сожалением рассматривая вспухшие, разбитые губы. Интересно, понравится она Люку или нет?
Почему-то при одной мысли о том, что скоро, очень скоро, она будет находиться рядом с Вейдером и его сыном, возбудила ее. Даже ее походка изменилась, — Ирис заметила, как невольно замедлила
От них, от обоих Скайуокеров, веяло необъяснимой притягательностью. Есть такие люди, которые вертят историей так, как им заблагорассудится, и чьи жизни переворачивают миллионы миров вверх ногами — так вот Скайуокеры из таких.
Ни один из них не станет отсиживаться в тени, все они, все их потомки, будут непременно идти вперед. И даже их далекие потомки, чья кровь уже будет многократно разбавлена влившимися в их семью людьми, все равно будут гореть яркими звездами в истории, и их фамилия, тысячу раз повторенная их врагами, будет обжигать язык точно так же, как сейчас жжет язык императора и Вайенса имя Вейдера.
Ирис усмехнулась и склонила голову, чтобы встречающиеся ей люди не увидели, не заметили ее смеха. Ей казалось, что в толпе людей, обрадованных победой, её улыбку, полную желания, тотчас поймут, и будут смотреть на нее с отвращением… Как можно заинтересоваться ситхом?!
Да, будем честны сами с собой. Мысль о молодом и красивом Люке не так волновала Ирис, как мысль о Вейдере.
Люк был обычным человеком; в его глазах Ирис видела горячечность и отвагу, какую можно увидеть в глазах любого летчика на этой войне.
А в глазах ситха было другое; если бы рядом была Ева, она бы подсказала Ирис, что именно ее привлекло и заинтересовало в Вейдере, в этом ужасном человеке, в этой машине для убийства — Сила. Вейдер сам был воплощением силы, настолько полным и неоспоримым, что это не могло остаться незамеченным.
Впрочем, Ирис привыкла к обществу ситхов. Она знала о них все, она создавала их — разумеется, речь идет о клонах императора, — и для нее Сила была лишь инструментом, к которому ситхи прибегают, чтобы добиться желаемого результата.
Но кто-то из них размахивал своим инструментом, как палкой, кто-то неумело тыкал, как тупой вилкой, а кто-то — искусно фехтовал, словно гудящим послушным сайбером.
Соблазнить Вейдера, как говорил Вайенс? Приблизиться в великому ситху? Хм, это было бы интересно…
Ирис краем уха слышала что-то о любовнице великого ситха, о какой-то юной аристократке или офицере — в лабораторию, где она работала, проникали только обрывки сплетен, да они и не прислушивалась к ним, о чем теперь жалела.
Кажется, он взял ее силой? Это вполне в духе ситхов, они не спрашивают разрешения, господа во всем.
Он взял ее, как бы она ни брыкалась, и ей это понравилось. Говорят, что даже поступив на службу в
Черт, но это даже возбуждает!
Неужто существует привязанность, намного прочнее, чем Сила, проявлением которой является сам Вейдер? Интересно, чем эта девочка его привлекла?
И еще интереснее, чем привлек ее он — Ирис поморщилась, вспоминая собственое интимное свидание с Вайенсом, и волна стыда, смешанного с болью, на мгновение отвлекла ее от мыслей о великом ситхе.
Наверное, с остервенением подумала Ирис, эта девочка всего лишь покорная шлюшка, которая раздвигает ножки, стоит Вейдеру лишь щелкнуть пальцами. И если он в порыве страсти и нарисует ей пару синяков на личике, она наверняка об этом помалкивает…
Впрочем, поговаривают — но наверняка это чистой воды ложь, простое человеческое желание поверить в сказку, — что Вейдер влюблен в эту девочку. Да-да, именно влюблен. Император, отправившийся убивать Вейдера, приманил его именно на эту рыбку, и Вейдер пришел за своей женщиной. Пришел с сайбером, и убил императора.
И это тоже странным образом возбуждало Ирис.
Сильные мужчины, способные на поступок, всегда привлекали ее внимание.
Она и к императору-то пошла работать именно из-за своего любопытства и из-за того, что в старом уродливом человеке чувствовался острый ум и власть. Такая власть, которая помогала ему держать на поводке это чудовище, этот ночной кошмар целой вселенной, чью тяжелую поступь слышали в раскатах грома все повстанцы и сепаратисты — Вейдера.
Но сегодня победитель Вейдер, а Ирис всегда ставила на победителей!
Она, конечно, помнила его. Служа императору, она не раз оказывала помощь Вейдеру, возвращавшемуся с войны затем, чтобы медики сложили заново его растерзанное тело. После всех манипуляций он вставал с операционного стола, надавал свой тяжелый черный шлем и уходил. Снова уходил на войну.
Как странно, подумала Ирис. Ей всегда казалось, что война — это единственная женщина, которую Вейдер любил, и которой был верен.
Что император?
В нарядной алой мантии он произносил речи на трибуне, обещая своим подданым процветание, мир и порядок.
Вейдер же не говорил речей. Этот огромный, страшный, черный человек всегда был в движении — немногословный, угрожающий, пугающий. В его присутствии хотелось спрятаться куда-нибудь; он ходил стремительно, всегда шел впереди своих штурмовиков, и от него всегда пахло смертями.
Да, именно так — многими смертями и войной.
Ирис вспомнила до мельчайших деталей один из визитов железного канцлера-главнокомандующего в больничный отсек. Очередное ранение, или неполадки с системой его жизнеобеспечения; она не знала. Тогда она была медиком слишком низкого ранга, чтобы ей позволили хотя бы приблизиться к нему.