Евангелие от рыжего кота
Шрифт:
— Нино, ты, как-нибудь, выбери, кто тебе милей, а то Жан и Гоча скоро друг другу глотки перережут, — сказал я, так как момент казался мне удачным – никого из претендентов на руку и сердце Нино не находился рядом. Нино, отвернувшись, набрала воды в кувшин и стояла у реки, точно задумалась. Она молчала, и я увидел, что её плечи вздрагивают. Я повернул её к себе, думая, что она смеётся над моим предложением, и собирался её отчитать, но, оказалось, что Нино плачет. Она резко вскинула на меня глаза и выпалила прямо в лицо:
— Как ты не поймёшь, слепец, что я люблю тебя?! Я полюбила тебя сразу, как только увидела,
— Ты мне, как дочь, — пролепетал я, чувствуя, как моё лицо зарделось пылающим румянцем, но Нино на меня накинулась: — Какая я тебе дочь? Я хочу тебя любить и иметь от тебя детей, — скороговоркой закончила она.
— Я стар для тебя, — промолвил я, сам сомневаясь в своих словах. Я ведь старше Жана на пару лет.
— Ты старый душой, — уже без слёз припечатала меня Нино. Она прижала кувшин воды к груди и поплелась к костру. Я наклонился к воде и хлебнул несколько глотков, но ледяная вода не остудила душу, а, наоборот, распалила. Я поднялся с колен и отправился к костру, где Нино ставила воду на огонь. Любовный треугольник неожиданно превратился в квадрат, который вот-вот развалится. Я, как оказалось, слепой чурбан, не заметивший пылких взглядов девушки. Когда я подошёл к костру, Жан и Гоча так на меня посмотрели, точно я совершил святотатство. Расстроенный вид Нино давал им повод уличить меня в какой-то мерзости, которую я совершил.
— Ты её домогался? — не вытерпел и спросил Жан, когда мы укладывались спать.
— Нет, ответил я.
— Тогда что? — не унимался Жан.
— Сказал ей, что она дура, — ляпнул я.
— Ты… ты… сам дурак! — изрёк Жан и повернулся ко мне спиной. Мой кунак Гоча, который всё это подслушивал, осуждающе произнёс: — Разве можно обижать женщину?! — и тоже повернулся ко мне спиной. Я заснул, пригретый их спинами, а Нино спала одна, закутанная в единственное верблюжье одеяло.
Утром мы долго брели вдоль берега Мтквари, пока к вечеру не пришли в Гори, где переночевали в харчевне. Места были неспокойные и пустынные, так как, кроме войны с ильханами, длившейся добрый десяток лет, на этот край делали набеги осы, теснимые Золотой Ордой. Следующий день мы провели на ногах, следуя за Нино, путешествующей на коне, пока не наткнулись на покинутую деревню, посредине которой высилась церковь. Судя по тому, что пыль не успела осесть на хозяйственной утвари, деревню покинули недавно и спешно. Остановились в церкви, которая, если закрыть её массивную дверь, превращалась в неприступную крепость. Жан и Гоча решили разведать, что произошло и дойти до следующей деревни. Они ушли в ночь, несмотря на то, что я запретил им, но после позавчерашней ссоры меня никто не слушал. Светила луна, заглядывая в длинные, щелеобразные окна. Я прилег возле стенки, наблюдая через щель освещённое луной небо, пытаясь разглядеть звёзды. Нино прилегла рядом, закутавшись в одеяло, и смотрела на расписной потолок, на котором, при свете луны, на них смотрела печальными глазами дева Мария.
— Обними меня, любимый, — промолвила Нино, прижимаясь ко мне.
— Это же церковь, Нино, — слабо возразил я, но обнял её рукой, на которую Нино положила голову.
— Ничего, что церковь, — прошептала
С этими словами она прижалась губами к моим губам, и я не сдержался и ответил. Нино словно ожила и обхватила меня руками, прижимаясь ко мне всем телом. Оторвавшись от губ Нино, я сказал: — Если нам суждено быть вместе, то завтра здесь обвенчаемся.
— Да, любимый, — согласилась Нино, не переставая меня целовать.
— Жан нас и обвенчает, — с сомнением в голосе сказал я, а Нино горячо прошептала: — Мы уже обвенчаны Богом и девой Марией. Иди ко мне, муж мой.
Я не очень сопротивлялся, а соловьи за окнами церкви, словно ангельский хор, целую ночь пели божественные песни. Когда я проснулся под утро, Нино смотрела на лик девы Марии и тихо молилась. К её молитве я присоединил свою, спрашивая благословения у безмолвной Матери Божьей. Я снял с себя Рубин Милосердия и надел его на шею Нино.
— Что это? — спросила она, разглядывая красное сердечко. Я рассказал ей о нашей миссии и сказал: — Теперь ты передашь рубин тем, кто за ним придёт.
— Кто придёт? — спросила она у меня, и я ответил, как маршал Матье де Клермон: — Ты их узнаешь.
В дверь застучали, и я вскочил, вытаскивая меч.
— Это мы, — раздался бодрый голос Гоча и мы, краснея, принялись лихорадочно одеваться.
— Вы что там возитесь? — раздался голос Жана, и мы поспешили открыть дверь. Разглядывая наши лица, Жан спросил: — Что у вас опять произошло?
— Жан, ты не согласишься нас обвенчать? — спросил я ошарашенного Жана. Он обвёл взором церковь, собираясь найти мою сужденную, но, кроме Нино, женщин в ней не было. Гоча, более понятливый, чем Жан, хотел взглядом просверлить во мне дырку и сжимал в руке кинжал, который быстрее вонзил бы в себя, чем в своего кунака. После недолгого молчания, я опять спросил:
— Так ты нас обвенчаешь?
— Брак по обоюдному согласию? — поинтересовался Жан, бросив быстрый взгляд на Нино. Счастливая улыбка на её лице, говорила без слов, но Нино ответила:
— Да, по взаимной любви.
Жан взял в руки свой крест и сказал, взглянув на Гоча:
— Пусть те, кто против этого брака, говорят сейчас или молчат вечно.
— Что ты говоришь? Как я могу быть против, если Нино любит моего кунака?! — сердито ответил ему Гоча.
— Я должен был спросить, — оправдывался Жан, — так положено по церковному канону.
— Совершай, что положено по канону, — сказал Гоча, и Жан попросил его: — Ты можешь привести невесту вместо её отца?
Гоча забрал Нино и торжественно провёл её от двери до Жана, а потом передал мне. Жан, точно с нами совсем незнакомый, приветствовал нас, прочитал короткую проповедь об обязанностях супругов, потом положил перед собой «Евангелие» и спросил:
— Пришли ли вы сюда добровольно, чтобы заключить супружеский союз?
Мы с Нино положили руки на «Евангелие» и в один голос ответили: «Да!» — улыбаясь друг другу.
— Готовы ли вы любить друг друга и уважать всю жизнь? — спросил Жан. Наше «Да!» прозвучало одновременно и мы снова с Нино улыбнулись.
— Готовы ли вы с любовью принять от Бога детей и воспитать их согласно учению Христа и церкви? — спросил Жан и услышал третье «да». Он перевязал наши руки какой-то бечёвкой, за неимением ленточки, и благословил нас.