Эвис: Заговорщик
Шрифт:
Колец через восемь с половиной, когда мы уже преодолели большую часть пути, я краем уха отметил, что частота ударов копыт о землю изменилась, и, повернувшись через плечо, увидел, что обе хейзеррки зачем-то приближаются ко мне.
Придержал Черныша. Совсем чуть-чуть, благо расстояние между нами было совсем небольшим. А когда дамы оказались рядом, вдруг услышал еле слышный шепот младшей:
— Арр, впереди кто-то есть!
Вгляделся в серый мир. Пробежался взглядом по изломам теней и, не обнаружив никаких признаков этого самого «кого-то», так же тихо уточнил:
— Вы уверены?
— Один за деревом с раздвоенной верхушкой. Второй чуть левее, за темным пятном, похожим на выворотень.
Мига, который потребовался мне для оценки окружающей местности, хватило, чтобы понять: развернуть лошадей и вырваться из засады всем шестерым почти нереально. Особенно если у татей есть луки или арбалеты. Но Вэйль предоставила очень неплохой шанс выкрутиться, довольно громко — для ночной тишины — попросив:
— Арр, может, остановимся по нужде? А то уже совсем невмоготу!
Я осадил коня, поворчал, затем так же громко объявил, что женщины идут налево, а я, собственно, направо. После чего шепотом приказал Найте положить всех дам на землю сразу же за кустами и ждать моего возвращения.
Она кивнула. Спешилась. Набросила поводья на ближайшую ветку. Пошутила над своей дочкой, унесшейся в темноту так, как будто терпеть пришлось с обеда. Потом потянулась, чуть-чуть размяла «затекшие» в дороге ноги и поплелась к остальным. Я последовал ее примеру, в смысле, спешился, затем похлопал по холке Черныша, тут же начавшего щипать траву, привязал его повод к подходящему суку и, на ходу развязывая шнуровку на мотне, вломился между деревьев. А там изменил направление движения и перешел на лесной шаг.
Дугу, выводящую под ветер к тому, кто, по словам Вэйльки, стоял за деревом, «прострелил»… быстро. Наверное. Ибо ориентировался не по времени, а по ощущениям. Почувствовав запах пота, немытого тела, гнилых зубов и чеснока, краем сознания отметил, что девушка была права, и отрешенно удивился. Затем еще раз уточнил направление, в котором, по ее словам, ушел соратник любителя чеснока, и скользнул вперед…
…Тать оказался здоровым, но глуховатым и слишком нетерпеливым. Стоя за деревом и глядя на наших коней, он тискал десницей рукоять увесистого топора, пританцовывал на месте и изредка смотрел на Жемчужину, видимо, неслабо расстраиваясь из-за необходимости кого-то там дожидаться.
Когда я оказался за его спиной, он как раз переступал с ноги на ногу, поэтому среагировал на мое появление не тогда, когда моя левая ладонь заткнула ему рот, а во время последнего движения «Тройного пореза». Естественно, это меня совершенно не расстроило. Даже наоборот — опустив уже мертвое тело на землю, я так же отрешенно порадовался, что удалось ограничиться одной-единственной связкой, а затем выскользнул на дорогу и вдоль опушки понесся к своим.
— Это я, Нейл! — тихо прошептал я, оказавшись по другую сторону кустов, за которыми прятались дамы. — Сейчас вы выходите на дорогу, запрыгиваете на своих лошадей, берете Черныша заводным, быстрым шагом едете обратно и ждете, пока я вас догоню.
К моей безумной радости, никто не задал ни единого вопроса. Лишь только Вэйль, задержавшись рядом, тихо шепнула:
— Их там толи семь, то ли восемь. Один остался на месте ночевки. Остальные спешат сюда…
Я кивнул, легонько подтолкнул девушку в спину, и убедился, что она заторопилась. А потом рванул обратно. Так же, как и в первый раз, заходя под ветер.
Успел с большим запасом. Поэтому прошел мимо тела здоровяка и продолжил двигаться на Жемчужину. И уже через полторы сотни шагов услышал тихий, но очень быстрый шепот:
— Гаварю ж, шестеро! Али две, али три бабы! А с мечом вааще тока адин!
— Ну и проп-стили бы мимо! — глотая буквы, недовольно заворчал собеседник первого. — Сл-дов мы не ост-вили,
— Зачем прапускать? Тама ж бабы и лошади! Пригадяца! — подал третий.
— Адну бабу мне! — прогнусавил еще один.
— Дер-во не пад-р-бить — а-адна мел-чь! Пи-ирипрыгнут…
— Ниче, дарога узкая, быро не развернуца! А Комель их астановит!
— Адну бабу мне!!
— А еси тавось, ушли?
— Дагоним, значцца…
— Адну бабу мне!!!
Спорили, как лоточницы на рынке, не поделившие хлебное место. Но достаточно тихо. Заткнулись, как только услышали негромкий, но уверенный рык кого-то из конца колонны:
— Ша!!!
И в меру своих возможностей стали изображать Нетопырей[2].
Я в это время уже занял место под ветром и чуть в стороне от цепочки следов того, кто за ними бегал. Поэтому смог оценить ухватки каждого и подготовиться к бою.
Первые двое были откровенным мясом[3]: бухали ногами, как перекормленные волы, оружие держали, как бабы скалку, и даже пахли костром и прогорклой кашей. Третьего отец назвал бы ослом[4] — жилистый и сухой, как доска, мужик шел довольно легко, но руку с топором на длинном древке слишком уж перенапрягал. Четвертого и шестого, по моим ощущениям, не так давно оторвали от сохи — здоровые, как молодые бычки, и пахнущие землей парни передвигались вразвалочку, и явно не понимали, зачем им вручили кистень и что-то вроде булавы. А вот пятый и седьмой были хороши. По меркам Пограничной стражи: оба среднего роста, плотно сбитые и наверняка очень сильные, они ощущались кабанами[5]. И, двигаясь, не только смотрели вперед и строили какие-то планы, но и довольно уверенно слушали лес. Впрочем, мимо меня, «вросшего» в ствол кривого и мелкого, а потому неудобного для использования в качестве укрытия, дерева, прошли совершенно спокойно. Поэтому, когда последний отдалился на два шага и подставил под удар широченную спину, затянутую видавшим виды нагрудником, я рванулся в атаку.
Вбил левый клинок в почку замыкающего и тут же вскрыл правым яремную вену. Тут же ушел к земле[6], подрезал сухожилия под левым коленом предпоследнего, качнулся влево, но скользнул вправо и «пометил» короткими тычками в печень и горло только-только почувствовавшего, что что-то не так, деревенского дурня. Опять показал намек на перемещение влево и вверх, но метнулся к начавшему разворачиваться кабану и прилип к его спине. При этом мысленно отметив живучесть вбитых в ноги привычек, заставлявших крысу[7] разворачиваться через левое плечо, вскидывать левую руку с ныне отсутствующим щитом и искать взглядом плечо соседа по строю, к которому можно «пригореть». А пока отстраненно размышлял, клюнул его ножом в открывшуюся подмышку, в уходе к земле рассек подколенные связки на левой, опорной, ноге и снова вспух[8]. Чтобы после короткого укола под левую лопатку отправить мертвое тело в полет ко второму дурню. Кстати, так и не сообразившему, что происходит, поэтому растерявшемуся и уронившему себе на ногу собственный кистень.
Я летел следом за билом[9], чуть-чуть сдвигаясь влево, чтобы постоянно оставаться прикрытым от осла. Дурня убил походя, ударами в печень и в горло. Затем проскользнул впритирку с его оседающим телом и вошел в душу[10] крысы с топором.
Что делать с противником, оказавшимся на расстоянии локтя, осел не знал. Вернее, может быть, когда-то и слышал, но в ноги не вбил. Поэтому он начал делать то, к чему привык — вскинул оружие над собой, чтобы рубануть сверху! И умер. Быстро. Еще до того, как закончил замах. Был тоже использован в качестве била и позволил поймать отшатнувшееся мясо с плотницким топором в момент потери равновесия.