Эволюционер из трущоб. Том 8
Шрифт:
— Хы-хы-хы, — мерзко рассмеялся Лавуазье и побежал следом за мной.
— Он мне копьё испортил! — закричал Артём.
— Скажи спасибо, что моча на ногу не попала, а то бы инвалидом стал, — равнодушно ответил я, остановившись около Барбоскина. — Тимофей Евстафьевич, в городе не осталось ни одной твари. Займите круговую оборону рядом с разломом и проследите, чтобы Наум заминировал выход из разлома. Завтра на рассвете отправимся зачищать четвёрку.
— Будет сделано, ваше благородие! — рявкнул Тимофей Евстафьевич и присел на корточки. — Михаил Константинович, можно я этого
Как только рука Барбоскина дотянулась до Хрюна, тот резко развернулся задницей в сторону гвардейца и напряг все мышцы, готовясь к новому залпу.
— Не сметь! — заорал я так, что пёс и Барбоскин синхронно подскочили.
— Ваше благородие, да я же просто… — начал было оправдываться Тимофей Евстафьевич, но я его остановил.
— Это я не вам, а этому «пушистику», — последнее слово я устало выдохнул. — И нет. Он останется со мной.
— А погладить хоть можно? — с надеждой поинтересовался гвардеец.
— Попробуйте. Если руку не отхватит, то можно, — философски ответил я и с интересом уставился на происходящее.
Сперва Барбоскин протянул тыльную сторону ладони, дав Хрюну понюхать её. Пёс фыркнул и оскалился.
— Что такое? Злишься? Ну, оно и не мудрено. Поди, оголодал. На полный желудок все добреют, — заулыбался Тимофей Евстафьевич и вытащил из заднего подсумка разгрузочного жилета свёрток из фольги.
Лавуазье тут же стал принюхиваться, а через мгновение, как попрошайка, стал скакать вокруг Барбоскина, без остановки похрюкивая. Точнее, его лай звучал, как похрюкивания.
— А-ха-ха! Хороший пёс! — рассмеялся Барбоскин.
— Сам ты пёс! — возмутился Хрюн и, воспользовавшись замешательством Тимофея Евстафьевича, выхватил у него свёрток с бутербродами.
Барбоскин завис. Моргая глазами, он смотрел то на Лавуазье, то на меня. После засунул мизинец в ухо и, поковыряв в нём, прошептал:
— Ничего себе. Слуховые галлюцинации. Такого со мной ещё не бывало…
— Дядь, какие ефё галлюфинафии? — чавкая, спросил пёс. — Человеческую речь разучился понимать, что ли? — Хрюн с укоризной посмотрел на онемевшего Барбоскина и добавил. — Но бутерброды у тебя — восторг! Обожаю буженину.
— Ну ты и трепло. Просил же держать язык за зубами, — тяжело выдохнул я, осуждающе глядя на Хрюна.
От стыда он поджал уши, а через пару минут стал всеобщим любимцем, которому скормили половину припасов. Кто бы мог подумать, что этот мохнатый поросёнок настолько прожорлив. Объевшись, он плюхнулся на бок и блаженно свесил язык набок. Похрюкивая, Лавуазье закатил глаза и резко подскочил.
— Ой… Живот прихватило, — панически пискнул он. Живот пса заурчал. Выпучив глаза, он заголосил на всю округу. — Дорогу! Коричневый код! Коричневый код!
Проскочив между ног гвардейцев, он скрылся за поворотом, а в следующее мгновение оттуда выплыло облако зеленоватого дыма. Увидев это, я расплылся в улыбке и подумал: «О, боги… Ещё один безумный питомец на мою голову».
* * *
Посёлок Мирный.
Берег озера Плесецкое.
Одинокая
— Объект номер двести шестьдесят семь, — проговорил мужчина, аккуратно выводя буквы.
На морозе ручка писала плохо. Приходилось вырисовывать одну и ту же букву по десять раз. Но блондина это совершенно не раздражало. Он медитативно писал до тех пор, пока на странице не появилась отчётливо видная надпись. Мужчина с радостью бы сделал запись карандашом, вот только сражаясь с вервольфами он его выронил, вот и приходится мучиться.
В далёком прошлом родня мужчины владела княжеским титулом, а слава об их абсолютах гремела далеко за пределами Империи. Но это было слишком давно. Гордость стёрлась, время притупило боль утраты, оставив лишь ненависть. Ненависть к Императору, предавшему род Багратионовых, ненависть к чёртовой аномалии, унёсшей миллионы жизней. Ненависть к собственному бессилию…
Всё, что мог Артур, это найти фанатиков, таких же, как он сам, и объединиться в общем стремлении уничтожить аномальную зону. Раз и навсегда избавив человечество от опасностей разломов. От голодных тварей, жаждущих сожрать всё живое. К сущностям, жадным до… Впрочем, это не важно. Если удастся расшифровать символы, разбросанные по аномальной зоне, то…
Артур встряхнул головой, отгоняя мысли, и убрал ежедневник в карман куртки, после чего разделся догола. Ледяной ветер обжег кожу, но мужчина даже не вздрогнул. Босыми ногами он пошел по снегу к центру озера, откуда ощущалась легкая пульсация энергии. Оказавшись на середине, Артур потянулся к мане.
По его телу прокатилась волна абсолютного холода. Такого, что даже снег под ногами разлетелся во все стороны, а лёд треснул, открыв широкую тёмную полынью. Через долю секунды Артур уже погрузился в воду и поплыл в сумраке под ледяной толщей туда, где вдалеке виднелось тусклое свечение.
В темноте мерцали зеленоватые символы. Их было трудно разглядеть издали. Багратионов принялся остервенело грести, чувствуя, что воздух в лёгких заканчивается. Метр, ещё один. Символы совсем близко. Осталось запомнить и записа… Мимо на огромной скорости пронеслась какая-то тень, инерционной волной отбросив Артура назад.
Багратионов потянулся к мане, чтобы заморозить пространство вокруг, но было поздно. Стремительная тварь вынырнула из темноты, широко разинув пасть, полную крючкообразных зубов, и проглотила Артура, будто он был крошечной рыбёшкой.
* * *
Согласно моему приказу, гвардейцы обследовали Кунгур, проверив все подвалы, чердаки, кладовки и крошечные щели. Обнаружили десятки кладок яиц, принадлежащих различным монстрам. Всё это добро доставили ко мне, чтобы узнать, что делать дальше. А что тут делать? По словам Шульмана, в Хабаровске множество ресторанов, готовых платить за яйца чудовищ огромные деньги. А значит, мы сорвали куш!