Эволюция Генри 2
Шрифт:
— И нечего кривиться, очень даже миленькая! — Прокомментировала Марла. — Так бы всего и затискала!
Но тискать собралась не всего, а что-то определенное, засунув ладошку под робу.
— Марла! — Остановила неуставщину ее шеф. — Робу запачкает, что делать будешь?
В общем, из прежней одежды на мне оставалось белье, да берцы — они тут вещь универсальная, все носят. Но не всякая монахиня носит десятый размер…
Через какое-то время на улице договорились, и ворота перед автобусом сдвинулись вбок, открывая вид на бетонированную площадку размером с футбольное поле, закрытое бетонными стенами
Главное — присутствовал порядок. Нам выделили провожатого-мальчишку на велосипеде — он рассекал восьмерками впереди, словно поторапливая осторожно двигающегося колесного монстра — и привели на секцию с отметкой двенадцать дробь четыре, ближе к правой стене. Всего было четырнадцать секций вдоль и поперек, но какая-то часть их была длиннее, какая-то сильно короче. И не к каждой секции прилагались удобства, как у нас — синяя будка сортира, место для костра, место для ночевки на улице в виде деревянных коек. В общем, грузовиков под пятьдесят площадка вместила бы легко, остальное предназначалось для машин размером меньше. Где-то треть площадей пустовали, как и секции вокруг нас. Возможно, заполнятся позже — пока солнце еще дарило свой свет запаздывающим путникам.
И все это неплохо охранялось — талант показывал вооруженных людей на площадках вдоль и под стенами.
Первыми на улицу вывели пассажиров «эконом-класса» — с матом и подзатыльниками, иногда выволакивая не стоящих на ногах и сгружая на одну из деревянных коек. Громко объяснили правила пользования площадкой, жестко обозначив, что не несут ответственности, если кто-то покинет «наш» квадрат. Потом опустили вниз корзины — кому-то из пассажиров тоже пришлось помогать стоять, ноги за время пути не держали. Добрались хозяева и до разбитой корзины под номером двенадцать…
Через какое-то время под нашим окном — я смотрел талантом, не решаясь подойти — собралась комиссия из трех человек. Видимо, водила, Хорхе и мой приятель в цветастой шапочке — все, кто был от владельцев транспортного средства. В голос они не ругались, обсуждали ситуацию сдержанно — до нас долетали обрывки слов. Но, судя по тону, ситуация им не сильно нравилась.
«Интересно, позовут представителей парковки?..» — Наблюдал я за развитием событий с отстраненным интересом.
Но судя по скорости, с которой лязгнула лестница в конце кузова, решили для начала поговорить сами.
— Генри, нам важно, чтобы ты не сказал лишнего, — словно извиняясь, сказала мне Агнес, присаживаясь рядом так, что закрыла меня от входа.
«Да нет проблем», — приготовился я молчать, но до боли знакомое уведомление настигло раньше.
«Внимание! Зафиксировано влияние. Степень эволюции таланта ниже на два и более уровня! Влияние: усеченный контроль двигательной активности. Разница в уровнях позволяет допустить контролируемое воздействие. По вашему желанию, тело может выглядеть подверженным контролю с немедленной отменой по вашему желанию. Это открывает новые стратегии боя и возможности для применения талантов!
«Изобразить», — из интереса согласился я.
Это всяко лучше, чем сидеть столбом, боясь выдать себя.
Тело словно окаменело — исчезла всякая подвижность: глаза замерли, глядя в одну точку, язык прилип к небу, легкие еле двигались, прокачивая воздух, и еле-еле билось сердце. Но даже так — я чувствовал себя превосходно, слизистая глаз не сохла, дышать не было нужды, а разум отлично работал. Хотя, наверное, полагалось бы свалиться в обморок — умереть от такого не умрешь, но кислорода-то явный дефицит. А мне — словно наплевать.
«Насколько на высоких уровнях эволюции вообще нужны внутренние органы?..»
Эта мысль цепанула не в первый раз — еще погружаясь в активный раствор ванны, легко разъедающей одежду, я задумался, что эволюция в нас что-то крепенько меняет, не ограничиваясь запрошенным талантом. Плоть давно перестала быть человеческой — иначе я весь был бы в химических ожогах. Мышцы… Даже если отбросить невосприимчивость к реагентам — за три года лежки мышцы не атрофировались, не исчезли и ощущались отлично, а общий их тонус как будто бы даже повысился. Словно я несколько раз в неделю ходил в спортзал, а не провалялся бездвижно в черно-бензиновой бурде. Органы — я видел дыру в груди мэра, проделанную спицей, с таким не живут. Но он не только жил, а еще активно двигался, чтобы отвернуть мне башку. Так что есть, о чем поразмышлять…
По металлу лестницы тем временем раздались шаги, продолжившиеся по мягкому ковролину в коридоре. Кто-то затоптался у порога — стоял с минуту, словно набираясь сил или храбрости перед тем, как постучать в дверь.
Марла в одно движение сдвинула засов и вернулась обратно.
— Войдите, — чуть повременив, громко произнесла Агнес.
Дверь — небольшая, в полтора метра высотой, дернулась наружу, пропуская на порог ссутулившегося знакомца с цветастой шапочкой — но он ее держал в руках, нервно сминая.
Всего единожды он быстро пробежал взглядом по купе, после чего заговорил, больше не поднимая головы и продолжая оставаться в полупоклоне:
— Меня зовут Рауль, мисс. Мы говорили с вами в начале вашего пути. Я помогал занести сумки, помните?
— Да. Говори, Рауль. — Слегка отстраненно произнесла Агнес.
— Я простой водитель, мисс, и со всем привык справляться сам. Но иногда я вынужден вспомнить, что вхожу в картель перевозчиков «Хайвэймэн». Что за мной две сотни грузовиков и автобусов, — креп его голос. — Больше тысячи человек и сорока возвышенных, некоторые из которых третьего уровня и выше. Так происходит, мисс, когда моего пассажира лишают жизни и выкидывают в реку. Его проезд был честно оплачен, мисс.
— Вот как… — Чуть повернула брюнета голову, разглядывая гостя с холодным интересом. — Продолжайте, Рауль. Вы вспомнили, и что же планируете делать дальше?
— За поломку пассажирского места под номером двенадцать вам положен штраф в двести патронов. За жизнь пассажира вам положен штраф в две тысячи патронов. Откажетесь платить — профсоюз потребует справедливости у Ордена и возьмет вдвое.
— Вы так строго оцениваете свою ответственность перед пассажиром? — Подняла Агнес брови от удивления.